А вот темная сторона. Это там, где горит Александрийская библиотека, где римляне убивают Архимеда, где варвары рушат Рим, где Галилей отрекается от самого себя – а все-таки она вертится, где Прага пылает, объятая пламенем, союзники ошиблись, приняли Прагу за немецкий город…
Две стороны.
Ну, это в прошлом так было, темная сторона и светлая, сейчас-то уже не то, сейчас уже перепутались стороны, не поймешь, где какая, и говорит кто-то в Белом Доме – Россия находится на неправильной стороне истории…
Говорят, где-то третья сторона истории есть. Не та, не другая – третья.
На ней, говорят, все хорошо. Ну, говорят, потому что не видели её никогда.
Мариванна собирает детей, Пичугина, чего ты вертишься, как жареная, все здесь, Игнашев где, Игнашев… Игна-а-ше-е-е-в!
А нету Игнашева.
Сбежал.
На ту сторону.
Которая не та и не эта, а третья.
Говорят же геометры, не может быть фигуры с двумя сторонами.
2014 г.
Идет медведица, помахивает длинным хвостом.
– А э-та чи-во?
Данюська, маленький, тычет пальчиком в небо. Любим мы это дело, тыкать пальцем в небо, ох, любим.
– А большая медведица ходит, – кивает старый Айвас.
– Мидедица?
– Ага. По небу ходит. Вишь, шесть звездочек, из них медведица.
– А ту-та семь, – Данюська маленький тычет пальчиком в книжку, которую папа купил. Папа редко приезжает, а тут вот приехал и книжку купил.
– Э-э-э, это когда было, семь, сейчас уже шесть… это как было-то… давно это было… много лет прошло, много воды утекло, ох, много… Люди тогда смелые были, дерзкие, хотели вровень с богами стать… и поднялись на небо, и сказали – будем, как боги. И стали они звезды с неба хватать.
– С не-ба?
– Вот-вот, с самого неба. Вот выискался воин один, Клим, поднялся в высокое-высокое небо, видит – медведица по небу идет, звезды нюхает. У-ух, огромная медведица…
– Больше ми-ня?
– Уж куда больше-то!
– Боль-ше до-ма?
– Больше, внучек, больше.
– Боль-ше зем-ли?
– Да больше солнца. Она ж большая, медведица-то. И смотрит он на медведицу, а на хвосте у неё звезда горит, яркая-яркая. Вот и говорит Клим: медведица-медведица, отдай мне звезду! А медведица и отвечает: не отдам я тебе звезду. Рассердился Клим, и напал на медведицу, и бились они три дня и три ночи. Ох, долго бились, гром и звон по небу стоял, ох, гром и звон… И отнял Клим звезду у медведицы…
– О-нял?
– Отнял… ага. И людям принес, на землю. Холод великий в те времена был на земле, и было днем темно, как ночью, ой, темно было. И пришел Клим, и сказал: люди, принес я вам свет звезды, живите, люди, радуйтесь, люди, не век вам зиму зимовать… И празднество было великое по всей земле…
– А ме-де-ди-ца?
– А говорят до сих пор ходит-бродит по небу, ищет звезду.
– А сю-да не при-дет?
– Что ты, малый… не придет. Далеко она, века и века идти будет…
– А Ким че-во?
– А чево… помер, поди, сколько веков прошло… Хотя люди говорят, вроде как медведица к миру людей подбирается, как придет – конец света будет…
Осторожно вставляю:
– Брешут.
– Точно, брешут… уж сколько конец света обещали… когда энтого там выбрали… энтого… тоже конец света обещали… и ничего… и энто когда грохнуло… тоже конец света обещали… и ничего…
Иду к себе. Данюська бежит за мной, еще бы, папа приехал. А когда папа приезжает, это всегда праздник, папа не наорет, что в каше измазался, и что чашку разбил…
– Па!
– Да не кричи ты так… чего тебе?
– Па, а ты на небе был?
– Ну чего ты говоришь такое, как папа на небе будет, папа тебе чего, птичка, что ли?
– А ты не Клим?
– Ну что ты, какой я Клим…
Дыхание. Горячее, влажное. Оттуда, с той стороны окна, с той стороны ночи.
Прислушиваюсь к тишине. Хочу сказать себе, что показалось, уже знаю – не показалось…
Огромное мохнатое чудище подбирается к дому – из темноты, из ниоткуда, откуда-то с той стороны жизни и смерти. Жадно нюхает воздух, спешит к дому на тяжелых мохнатых лапах. Подбирается ко мне. Знаю – не к Айвасу старому, не к Людке, не к Данюське, Данюська-то вообще ни в чем не виноват – ко мне.
Сжимаю ружьишко, Айвас старый сказал, от медведей помогает.
Уже точно знаю – не поможет.
Вспоминаю какие-то молитвы. Тоже знаю – не помогут.
Кто-то останавливается – большой, мохнатый, – заслоняет собой полную луну, жадно нюхает воздух, прижимается мордой к стеклу окна.
Сжимаю зубы.
Почему-то знаю, что стекло не разобьется, и все-таки…
Как маленький зарываюсь в одеяло, почему-то верится, если спрятаться – не достанет, не найдёт, не утащит…
Читать дальше