Максим Исаев - Сарабанда

© Максим Исаев, 2015

© Эдвард Джон Пойнтер, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Стандартный поход советских редакторов к начинающим литераторам на первом этапе включал в себя указание побольше читать. Довольно иезуитский совет. Легко прочитать можно было лишь толерантную к партийной линии бездарную жвачку. За настоящими книгами шла охота, включающая в себя безжалостное соревнование с пионерами за макулатуру, перепечатку слепых копий по ночам с риском быть вызванным в органы и переваренным ими, ну и, как вариант курьёзный – экспедиции по глубинкам, где попавшие к ним по распределению тиражи никому не были нужны вследствие незнакомого читателям русского языка.

«Самородки» от сохи, а также ленивые представители диванной интеллигенции отсекались уже на этом этапе. И тем не менее слишком многие вооружались багажом Кьеркегора, Замятина – и приходили снова. Тогда применялся следующий приём: «Вы не знаете жизни, вам надо побольше ездить, знакомиться с людьми, с различными ситуациями и профессиями…”. Ха, спасибо за совет. Так и раскатаешься на стипендию в редкие промежутки, свободные от стройотрядов и военных лагерей…

Но был он, был и есть – великий метод, за который многие таланты, включая Валентина Катаева с его драгоценной диадемой, заслуженно получали по лицу, но не унывали, а гордо и весело шли дальше. Взять героев из своего ближайшего окружения, не испугавшись того печального факта, что узок круг этих людей (поверьте, поскитавшись по земному шару, я познал эту истину на собственной шкуре), и любые аллегории и иносказания в этом кругу – лукаво бессмысленны. Некоторые члены упомянутой в посвящении масонской ложи (а по сути – литературного кружка) применяли этот метод, из принципа даже не меняя имён героев, но, к счастью, автор этого романа не поленился поменять имена. Не мне судить автора за эту узнаваемость. Художника может судить только время по созданным им самим законам его мира.

Так почему же всё-таки «Сарабанда»? Скорее всего потому, что, как и полный эротизма и экспрессии средневековый народный танец, запрещёный церковью и возрождённый в классической музыке причёсанным и сдержанным, роман проводит перед нами неистовые па героев, их попарные выходы, складывающиеся в увлекательнейший сюжет. Казалось бы, автор описывает бытовые ситуации, знакомые каждому, рутинные – и тем не менее напряжение нарастает, достигая кульминационного плато и, затем, сладкой истомы бессилья. Как и подобает любовному акту или раскованной дозапретной сарабанде. Как бы автор ни маскировал эту энергию за названиями глав, нарочито подсказывающими аллюзии на более позднюю классическую музыку – ему не утаить неистовой архаики первобытной страсти! Сар-ра-банда!!!

Как бы ни были узнаваемы герои, как бы ни была передана страсть, незаметно вовлекающая читателя до состояния невозможности не только оторваться от чтения, но и просто остаться собой, выпасть из мира книги – главное достоинство романа, на мой взгляд, не в этом. Ещё в ранних своих стихах автор нащупал свой язык. Именно свой, новый. Не озвучил «улицу», как пытался Маяковский. Не принёс Бабелем в большую литературу Молдаванку и окрестности. А именно создал язык, до него не существовавший. Автор нащупал этот свой язык ещё в ранних стихах. В первом романе «Оживление» этим языком были написаны некоторые главы. И вот, наконец, в «Сарабанде» этот язык развернулся полностью. Язык нашего внутреннего Бёрнового «Ребёнка». Которым, как оказалось, можно описывать не только мир окружающих предметов, погоду, еду, но и мир страсти, похоти и нежности, любовного неистовства и блаженства. Язык новизны восприятия мира, непосредственности, ежесекундных открытий, которые удалось сохранить из глубинного детства, первых в жизни лучей солнца на щеке, первого запаха земляники – до заскорузлой зрелости, когда мало кого из нас можно удивить даже ядерной войной.

За свой роман «Лолита» Набоков получил немало нареканий – ещё бы, «пропаганда» того, что и в его времена воспринималось кощунством, и в современной России может легко привести не только к изъятию из библиотек, но и к реальному сроку. Автору «Сарабанды» удалось невозможное – нащупать во взрослых персонажах детей и рассказать их историю как бы от имени этих детей. Неподсудность Набокова обусловлена его талантом и изменившимся временем. Неподсудность Максима Исаева обусловлена его талантом, литературным языком и тем, что ему удалось невозможное – рассказать о взрослой любви от лица детей так, что ни у кого язык не повернётся обвинить автора ни в чём, кроме узурпации читательского внимания.