Обратно возвращались молчаливые, сильно гнали, мужики менялись за рулем, перекусывали на ходу, практически не делая привалов – у Степана кончались отгулы. Когда въезжали в Москву, то почти не отвечали сигналившим вовсю москвичам, радостно махавшим нам из своих необыкновенно красивых и, наверное, комфортных иномарок. Кое-кто из них не ленился приспустить затемненные стекла и высунуть разномастные поднятые вверх большие пальцы. Но наш флаг со сломанным древком лежал где-то глубоко под вещами.
Жену Сергея дома я не застал – ей позвонили из Архангельска, и она сразу туда уехала. А вскоре я уходил в армию. Когда через год пришел в отпуск, в квартире Сергея жила другая семья – пожилой дядечка с красавицей-женой и крошечной дочкой. Оказалось, Сергею на лечение требовались деньги. Жена решилась продать квартиру в городе и купить что-нибудь подешевле, в Подмосковье. Куда они переселились – ни моя мама, ни соседи не знали. Я ездил в автосервис, где раньше работал Сергей, – там поменялся хозяин, и весь коллектив обновился, вовсю орудовали гастарбайтеры. Съездил к гаражам, откуда год назад начинался наш поход. Но там никого не было видно, а трава, вылезшая из щелей между воротами и асфальтом, доказывала, что тут давненько никто не появлялся.
Но с выбором профессии я определился. Нет. Я не художник и не компьютерщик, не ремонтник автомобилей и даже не профессиональный путешественник. Я буду врачом санитарной авиации или стану работать в бригаде спасателей. Чтобы, оглядывая с небес дали, вывозить к жизни усталых людей. Лечить Серегу, чтобы не пришлось продавать его жене квартиру.
Я уже уезжал на вокзал, когда мать вдруг подала мне несколько конвертов: «Извини сын, меня, дурочку, жизнью битую. Мне казалось, что мужчине, чтобы развиться – свобода нужна. Так я и твоего отца отпустила – не боролась за него. И зря, наверно – ведь мужики народ куда хлипче нас, женщин. Спился твой отец, потерялся, сгинул. Думала, ты – молодой, тебе же еще учиться нужно, некогда о других думать, семью заводить… Но тут решила – вдруг со мной что случится, один ты на свете останешься. Если она хороший человек, девчонка та твоя, держись за нее. Это, видать, эгоизм родительский во мне говорил».
Письма были от Нюши. Адрес ей, конечно, подсказал Сергей. Она, как и хотела, в этом году учится уже по двум специальностям, будет психологом и логопедом. Про отца пишет, что ему лучше жить в своем доме, где можно выбираться в сад. Приложила фотку – рыжая, большеротая, как всегда, улыбается на все сто, самая милая, моя дорогая; она сзади обнимает Серегу, а тот, как обычно, с достоинством принимает ее любовь и держит за руку свою Надежду – та немного похудела. На заднем плане – зеленые кусты, яркие цветы – это, наверное, и есть их сад. Она, оказывается, бывает у отца каждое воскресенье…
Нюша успела прибежать на вокзал. Косы у нее не было, от прически прежней осталась разве что челка. Когда поезд тронулся, она шла до самого конца перрона за вагоном, а в руках ее прыгала та белка, которую мы вместе нашли на брусничной поляне, – сначала нашел я, а потом – она.
– Мама, дай мне небольшой пакетик целлофановый, бумаги упаковать.
– Иконку возьми… – вместе с пакетом мать протянула картонку размером с карманный календарик.
Покупая иконы в местном храме, она снабжала ими всех родственников: привозила, приезжая в гости, дарила всем уезжающим «в дорожку», каждому – на именины, всем – в машину и портмоне. Эта икона, видимо, была специально для охоты.
Водительское удостоверение, охотничий билет, разрешения на оружие и на добычу водоплавающих и мамину иконку он аккуратно завернул в целлофан и заклеил скотчем: не дай Бог, подмочишь документы, краска печатей потечет – потом запаришься по инстанциям бегать, восстанавливать.
…Однако охота не задалась. Все хлопоты с зарядкой патронов, запасом питания, дорогой на озеро – без малого сотня километров по разбитой грунтовке – шли коту под хвост. Всему виной пронизывающий ветер и дождь. С низкого, клочковатого неба того гляди сыпанет, как дробью нулевого номера, снежной крупой. Какие тут утки? Опоздали в этом году объявлять охоту. И он резко развернул легкую, послушную лодку к берегу.
И тут она с чем-то столкнулась. Он почувствовал удар в её накачанный до легкого гула бок и краем глаза заметил, как в темной воде пошло в сторону и вглубь серое тело, по всей видимости, топляк. Дрейфующими корягами, как гигантский аквариум хищными рыбами, как нейтральные воды подводными лодками, было заселено это озеро. Шотландских аборигенов стоило бы переселить сюда – подозрительным жителям окрестностей озера Лох-Несс тут куда больше простора и поводов для фантазий. Своих аборигенов здесь не было. Лет сто назад к разрушенному монастырю, чьи развалины были видны из любой точки озера, в праздничные дни стекались тысячи прихожан. А сейчас на берегах появлялись люди лишь для рыбалки и охоты да во время ягодного сезона.
Читать дальше