Вячеслав Орехов - Остров Русский

После испытания в барокамере, нас опять проверили военные медики. Заглянувший ко мне в уши врач махнул рукой и заключил: «Не годен». В общем-то, меня это не расстроило, но уши продолжали болеть. Видимо сказалось осложнение после детсадовской простуды.

В течение последующих нескольких дней, пришлось закапывать уши какими-то выпрошенными каплями и ждать очередного вызова.

Наконец, меня вызвали ещё в один кабинет. Там сидел усатый капитан медицинской службы и что-то быстро записывал. Задав несколько стандартных вопросов, он, даже не посмотрев на меня, постановил:

– Учебка связи, остров Русский. Следующий!

Я отошёл в некоторой растерянности к дверям, а в кабинет, тем временем, вошёл один из моих земляков.

– Фамилия?

– Муртазаев.

– Имя?

– Алимжан.

– Понятно. Тоже – Русский.

– Моя? – лицо Муртазаева удивлённо вытянулось.

– Ну, не моя же, ёб тыть! – не поднимая глаз ухмыльнулся врач. – Следующий!

Удивление узбека ещё более усилилось.

– Нет, нет, – попытался прояснить ситуацию Муртазаев. – Моя сюда из Тошкент приехал, на самолёте…

Теперь и капитан поднял удивлённо брови. Наконец, сообразив в чём дело, офицер театрально развёл руками:

– Да, ну-у-у? А я думал, ты к нам из Рязани с обозом пришёл!

– Какой-такой Ряза…

– Пошёл на хер! – гаркнул капитан. – Следующий!

Я возвращался в барак со смешанным чувством. Во-первых, рассуждал я, если остров, значит вдали от города и цивилизации. Во-вторых, если остров, то так просто оттуда не выберешься. Но ведь, ОСТРОВ! Мне никогда в своей жизни не приходилось бывать на море. Я видел его только на фотографиях и киноэкране. Что уж говорить об островах! Благодаря художественной литературе и многочисленным кинофильмам, слово «остров» ассоциировалось в моём сознании с морскими приключениями, пальмами и зарытыми кладами… Да, детский сад, ей-богу!

Старослужащий земляк, узнав о моём назначении, как-то сострадальчески посмотрел на меня и, аккуратно подбирая слова, пояснил: «У нас на флоте есть поговорка: кто побывал на Русском острове – тому не страшен Бухенвальд. Глупость конечно! Но скучно не будет».

Катер отошёл от пристани и уверенно устремился к выходу из бухты Золотой Рог. Нас было человек пятнадцать. Из моих ферганских товарищей никого не было, и я опять ощутил на сердце груз тоски и одиночества. Дул холодный встречный ветер. Море и небо имели одинаково серый цвет. На горизонте маячили очертания острова Русский, и я совершенно не удивился бы, увидев пулемётные вышки и приветливо машущие петлями виселицы. За последние дни, мне удалось выслушать массу историй о жизни на этом острове. Рассказы были один страшнее другого.

Я уже с завистью вспоминал довольную физиономию Серёги, попавшего служить в подводники. Его учебка находилась в черте Владивостока, а значит, полагал он, всяко-разно можно вырываться в город. К тому же выяснилось, что во время походов подводникам выдают на ужин вино, и Серёга просто влюбился в эту профессию.

Катер то и дело причаливал к небольшим пристаням. Над заливом угрюмо нависали заросшие хвойными деревьями сопки. Вершины многих из них были увенчаны всевозможными антеннами и радарами. Мы проплывали рядом с серыми ржавыми военными кораблями, которые как каторжане зловеще позвякивали своими цепями. Я никогда в жизни не видел военных кораблей, но познакомится поближе, желания не возникло.

Катер причалил. На деревянном пирсе нас встречало несколько старшин в хорошо отглаженной форме и парочка курсантов из прошлого призыва в старых, выцветших робах. Сам вид учебной части вызывал странные чувства. Людей почти нигде не было видно. Кругом царила какая-то неестественная чистота и порядок: побеленные корпуса, ровные деревья, чистый асфальт и аккуратно подстриженная трава. В центре находилось футбольное поле с большим количеством турников и брусьев по периметру. Видимо не зря, подумал я, любимым занятием по вечерам перед службой у нас во дворе был турник. Забегая вперёд, замечу, что за полгода службы в учебке, нас НИ РАЗУ не привели позаниматься на спортивных снарядах.

Первым делом, конечно, повели в баню.

В бане нас раздели, выдали тазики, именуемые на флоте обрезами, и загнали в холодное помывочное отделение. Пальцы ног скрючились на промёрзшем кафеле, а из двух кранов текла холодная и чуть тёплая вода. Последняя, впрочем, очень быстро закончилась. Намылить мочалку или голову почему-то оказалось очень сложно. Не менее сложным, получилось потом смыть всё это. Позже выяснилось, что в учебке довольно проблемно с чистой питьевой водой, поэтому её, по возможности, везде заменяют опреснённой морской. Также иногда и в столовой приходилось пить мерзкий чай из такой вот воды.