Роман Назаров - Шепот дневного сна

Справа от старинного одноэтажного вокзала по заброшенной железнодорожной ветке кто-то в форме космонавта стремительно мчался на дрезине. Скорость дрезины была такой высокой, что, врезавшись в загородительную полосатую балку, человека в форме космонавта подбросило ввысь, а через полминуты он лежал на рельсах мертвый. Я подошел к нему, проверив пульс и послушав дыхание, установил летальный исход. Около вокзала на скамейке сидели двое: мужчина и женщина. Чтобы взять их в свидетели смерти космонавта, я двинулся к ним, но тут обнаружил, что они спят или на самом деле притворяются. Я тронул мужчину за плечо, тот открыл глаза и сказал, что ничего не видел. Женщина глаз не открывала, но когда я на нее посмотрел, она пожала плечами. Откуда ни возьмись, у меня под рукой оказался большой картофельный мешок, в который я незамедлительно уложил труп. Взвалил мешок и направился по дороге к наблюдаемому впереди киоску. За стеклом – огромное количество игрушечных кораблей типа «Союз» и цветные карты созвездий видимой Вселенной. Я задумал купить киоск со всеми товарами, но нигде не было продавца, и я отправился дальше. По пути встретил группу людей. Среди них попались знакомые мне лица. Я спросил, где находится местный морг. Мне сказали, что короче будет, если идти параллельно вот этому светло-серому забору и «с первым же просветом свернуть направо». Поправив мешок, пошел по указанному пути. Метров через пятьдесят я заметил щель в заборе и, подумав, нерешительно шагнул за перекладину и попал в самый центр мусорной свалки. Из-под ног отрывались тучи заразных мух и гнуса и кружили вокруг меня. Во рту пересохло, резкая боль пронзила живот, словно в невидимые недра желудка провалился гвоздь. Я застыл от ужаса. Сильное зловоние заставило меня опомниться, я повернулся и вышел на свободу. Мешок с трупом по-прежнему висел за плечом. Наконец, я нашел местный морг. В просторном уютном зале, где на полках вдоль стен, развалившись в странных позах, лежали покойники, я познакомился с медицинским персоналом. Это были две симпатичные девушки и одна дряблая бабка. Пока работники морга обмывали тело космонавта, я забавлял девушек описаниями своих приключений. Между тем бабка почему-то захлопала в ладоши и девичьим голосом крикнула, оборачиваясь к мертвецам: «Подъем, ребята, подъем!».

Пробуждение, вначале неосознанное, сменилось картиной: Светка-ракетка тащит у соседа напротив одеяло, смеется, напоминает, что завтра открывается родительский день, а вы, шалопаи, лежебоки, не хотите заботиться о чистоте своего лагеря, и лес задумчивый погряз в мусоре, и кто, как не вы, – он закруглила свою мысль в девичьей. Серый вдруг вскочил с ногами на постель: «Пацаны, кончай спать, все на очистку леса!». Завизжали, заскрипели пружины.

…На огрызку леса, думал он, на уборку огрызков. Ну почему я должен куда-то переться, макет не закончен, и ведь всех потащат – тонуть в хвое, где смола липнет к рукам, ногам, лицу, где сыро, холодно – после дождя. Он, медленно одеваясь, следил за вторым выходом, там мало кто ходит, стоят ящики с поломанными игрушками, если только не заметит Людмила Аркадьевна – воспитательница, – из ее комнаты хорошо наблюдается веранда, дверь на крыльцо.

Он проскочил-таки, с восторгом ощущая прыгающее сердце, но его, взволнованного, поймали в Доме творчества у самой радиорубки, откуда – абсолютно невозможно! – вышла пионервожатая Света, оскалившись, напомнила еще раз, что все идут в лес собирать мусор, и что никаких исключений быть не может.

Скучный лес принял его под кроны сосен, и, утопая по щиколотку во мху, он брел следом за Кудрявцевой, далеко впереди маячил Серый, близко-близко, чуть ли не над ухом – это уже солнечная Света – не убежать, не скрыться. И голые черные, коричневые деревья, запутываясь в зеленом болоте кустарника, проплывали, проскакивали то назад, то вбок, или проваливаясь, или подскакивая на блестящий холм. Где уж тут размахнуться, думал он, где уж тут разбежаться, отрезая квадратные метры занятого пространства для бетонных площадок, космодромов, радиолокационных баз? Мокрые листья, стянутые паутиной, просачиваясь сквозь гусиную кожу, раздражают, чтобы затем без памяти его влекло вниз, через овраги, где сырая земля отдаст свой могильный запах на растерзание. А может, это лишь предчувствие очередного сна, он и сам не заметил, как отряд ушел, скрылся за светло-серой стеной забора – только легкое воспоминание осталось с ним.

На мягких чавкающих переходных кочках оживал белый туман, ему по колено, по спуску к реке, маленькой журчащей речушке, он двигался, соединяясь с водой – ветер, песок, желтая кувшинка на поверхности – не достать, – соединяясь, размахивая руками, только не нужно кричать – услышат, найдут. За спиной уже чей-то далекий веселый смех, лесной крик-эхо, визг.