Сергей Магомет - Лимонад

Я сидел за столом. Остатки рыбы под маринадом, салат и кусок холодца мама аккуратно разложила на тарелке и поставила передо мной. Было сказано: я не выйду из-за стола, пока всё это не смолочу.

– И не испытывай мое терпение, – предупредила мама.

– Уэ-э-э, – издал я в ответ дурным голосом.

Еще со вчерашнего дня, словно после праздника, еды оставалось – полный холодильник. Но в том-то и дело, что есть мне не хотелось. Что за праздник был вчера?..

Вдруг я вспомнил про часы. У деда ведь были карманные часы – такие большие, серебряные и с музыкой. Они четко наигрывали: «Трим-трим-пам-па!» Их судьба была мне не безразлична.

– А часы дедушка взял с собой на кладбище? – поинтересоваться я.

– Не выдумывай ерунду! – вздрогнув, крикнула мама

– Трим-трим-пам-па!

– Ты будешь есть или нет, зараза ты такая!

– Трим-трим-пам-па! Лимонада хочу!

Я поковырял вилкой. Мама побледнела. Мама ясно представила себе: а что если в самом деле – как раз сейчас под тяжелым навалом еще не улежавшейся земли дедовы музыкальные часы четко наигрывают свое неизменное «трим-трим-пам-па»?

Несколько секунд мама стояла в оцепенении, как бы прислушиваясь. Потом пустилась в лихорадочные поиски.

То в одной, то в Другой комнате мама выдвигала и перерывала ящики в шкафах, искала в одежде, на трюмо, возвращалась на кухню, искала даже на полках с посудой. Потом снова спешила в комнаты – перерывала те же ящики.

Участковый же Бирюков, задумчиво склонив голову в фуражке набок, скромно пристроился в малом пространстве между вешалкой и холодильником и продолжал анализировать:

– Я воздержусь пока что от категоричных утверждений, Ольга Алексеевна.

– Я с ума сойду! Меня в сумасшедший дом увезут! – стонала мама.

– Однако, учитывая сложность ситуации, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли.

– Да я и живу в сумасшедшем доме! Да! Вот ведь совсем недавно мы тоже никак не могли найти эти проклятые часы. И что вы думаете? Оказалось, что по рассеянности он сунул их в стакан, где обычно держал свою искусственную челюсть!

– Так вы заявляете, что ваш муж находится в отпуске?

– Они поехали с сыном на машине… Но сейчас и в стакане часов нет…

– Очень, очень несвоевременно. Это можно истолковать… Значит, с этим вот мальчиком?

– С ним…

– Лимонада дайте!

– В положении вашего мужа не следовало бы уезжать… А мальчик хороший. Хорошо пережевывает.

– Здесь я смотрела?

– Целых три раза… А вот, например, в этом чемодане еще нет.

– Этот чемодан они взяли с собой в дорогу… Ну, Генза! Ты доел или нет! Генза!

Я оттолкнул от себя тарелку и, притворяясь, начал издавать звуки, как будто меня тошнило.

– Прекрати кривляться! Хотя бы съешь салат!

– Буэ-э-э…

Я так старательно перемешал содержимое тарелки, что оно превратилось в какую-то помойку, и теперь невозможно было разобрать, где салат, а где что.

– Обещаю тебе, – закричала мама, обнаружив мой маневр с перемешиванием, – что теперь ты у меня всё это съешь! Всё!

– Буэ-э-э… буэ-э-э…

– Еще раз попрошу вас, Ольга Алексеевна, припомнить все обстоятельства, имевшие место, прежде чем ваш муж…

Тут мама подошла к запертой двери в туалет и громко постучала.

– Выходи, Сергей! Он опять ничего не ест. Сергей! Ты что – опять там куришь?!

– Я могу курить, где хочу! – зашипел из-за двери отец.

– И еще: нигде нет дедушкиных часов. Слышишь, Сергей?

– А при чем здесь я? При чем?

Участковый Бирюков уже совершенно запрессовался между вешалкой и холодильником и спросил совсем тихо:

– А не заметили ли вы, Ольга Алексеевна, чтобы последнее время ваш муж приносил домой какие-либо служебные бумаги в папке или, скажем, в скоросшивателе? А?

– То есть этот их идиотский «гениальный план»?

– Молчи! – зашипел из-за двери отец. – Молчи!!

Я, конечно, слышал, что мой дядя, младший брат моей мамы, будто бы порядочный иезуит. Но я не знал, что это такое – иезуит.

Выбираясь из Москвы, мы тащились еле-еле, увязая в пробках, дергаясь на светофорах, и я немного задремал. Я открыл глаза, когда мы уже гнали по шоссе за кольцевой.

Птица мерно и сильно взмахивала крепкими каёмчатыми крыльями, но оставалась на одном месте. Ее острый, пестроперый хвост был выправлен строго горизонтально относительно земли. Черные костистые лапки плотно поджаты к дымчатому, шелковистому брюшку. Летящая на расстоянии всего, может быть, полметра, вровень с задним боковым окном нашего «москвича», птица всё не двигалась, но за ней – столбы, деревья, кусты так стремительно проскакивали мимо, что сливались в одну рябящую полосу.