Виктор Печорин - Смерть повара

Увидев под собой эту зловещую воронку, я понял, что сопротивление бесполезно и это принесло неожиданное облегчение. Можно было больше не дёргаться, не бить руками, не глотать судорожно новых порций воды. Но это облегчение пришло только на миг. Я стал задыхаться, и вновь забился, силясь вырваться из жадных объятий реки. Мне нужен был глоток воздуха, хотя бы один глоток. Судорожные движения, однако, только усиливали расход воздуха…

Дно стало как бы прогибаться, стороны его поднимались и поднимались всё выше, создавая подобие большой чаши. Сверху была серебристая поверхность воды, все более удалявшаяся. Казалось, я падаю внутрь огромного мягкого мешка и его края вытягиваются вверх, чтобы сомкнуться над моей головой. В висках стучало, словно быстрый метроном. Внутренности конвульсивно сжимались, стараясь выбросить наружу холодную воду, проникшую уже в желудок. Подкатывала тошнота. В глазах сходились и расходились цветные круги. Причем они сходились друг с другом настолько плотно, что между ними совсем не оставалось зазоров. Позже я долго мучился, пытаясь понять, как это получалось, но тщетно, а тогда это казалось очевидным, само собой разумеющимся.

И вдруг всё померкло. Померкло внезапно, как будто выключили свет. Мешок сомкнулся. Блаженное чувство покоя охватило моё существо. Сначала была только серая мгла вокруг. Это длилось недолго, но было на удивление… хорошо. Никакие ощущения внешнего мира не достигали меня через эту мглу. Затем я почувствовал как бы легкое движение вверх. Я огляделся и увидел свое тело лежащим на дне. Я был немного выше своего тела, но как бы отдельно от него. Это отделение от тела удивило меня и в то же время было приятным. Казалось, все судороги в желудке, боль в висках, потребность дышать – остались там, в бездыханном теле.

Я наслаждался ощущением свободного парения над своим телом и постепенно поднимался все выше и выше, туда, где виднелся сноп белого света, яркого, но не резкого. Этот сноп света возвышался в виде пирамиды, и он был живым, состоящим из отдельных колеблющихся лучиков и он весь был – движение вверх. Мир как бы рассыпался, распался на части и из его обломков возник этот столп света, это движение.

Поднимаясь все выше, я заметил вокруг неясные туманные фигуры. Точнее, я не видел их, а ощущал их присутствие. Они тоже поднимались вверх и были, как и я, погружены сами в себя.

Пространства не было: оно осталось там, внизу, грудой грубых обломков. Здесь же было только время или какая-то субстанция, похожая на него. Это было движение, – постоянное, непрерывное движение вверх. Закон этого движения был прост и очевиден. Чем выше – тем всё приятнее было парить. С каждым дюймом высоты я попадал в область нового блаженства, не сравнимого ни с чем из того, что я испытывал в прошлой жизни, и это стремление к высшему наслаждению, которое заключалось в покое, во внутреннем бытии, – это стремление было той силой, которая увлекала вверх.

На самом верху, как в вершине пирамиды, куда сходились все лучи, грезилась некая светящаяся сфера, и я всё быстрее устремлялся к ней. Я был весь захвачен волной непередаваемых ощущений, понятий, видений. Я поражался их очевидности, тому, как мог я раньше не замечать, не понимать этого. Я ощущал сошествие на меня такой мудрости, таких всеобщих знаний, перед которыми все земные знания казались детским лепетом.

Но вдруг парение замедлилось, и лучи перестали удерживать меня. Я ощутил страх падения: ведь я вознесся уже так высоко! Подо мной закрутился вихрь, втягивающий меня вниз. Было очень неприятное сосущее ощущение пустоты под ногами. Наверно, такое ощущение испытывает парашютист прежде, чем дёрнет за кольцо. Я как будто падал в сорвавшемся с тросов лифте.

Пространство колебалось и сотрясалось упругими волнами, которые искажали всё вокруг. Внизу показалось на миг мое тело. Дальше всё смешалось в головокружительном калейдоскопе. Окружающий мир вновь облёкся в свою жёсткую оболочку, которая сковывала и стесняла движение. Сотни острых игл вонзились в меня. И вдруг – толчок падения.

Боль, тяжесть, тошнота, присущие телу, вновь вернулись. В груди что-то клокотало. Я ощутил прикосновения, показавшиеся мне грубыми и неуместными.

«Не надо! Оставьте меня! я хочу туда!» – хотелось мне закричать, но из горла вырывалось только хриплое клокотание.

Мало по малу сознание возвращалось. Друзья, перепуганные случившимся, сделали всё, что могли – и привели меня в чувство. Я обязан им жизнью. Но в первый момент пробуждения я был страшно сердит на них: если бы не их вмешательство, мне, может быть, удалось бы проникнуть туда, к источнику света, к самой вершине!