Дмитрий Шульман - Боцман (сборник)

Теплые штаны с начесом, свитер, драповое пальто с коричневым цигейковым воротником, офицерская меховая шапка, вязаные рукавицы. Шарф я не любил, но споров не хотелось, поэтому просто намотал его на шею. Валенки без галош и лыжи с простыми ремешками заранее приготовил.

– Ну, я пошел!..

Отец смотрел по телевизору хоккей, повернулся в мою сторону и молча кивнул головой. Мать выглянула из кухни, велела не задерживаться.

Дверь подъезда хлопнула, сильно, как стартовый пистолет. С утра было солнце, морозно, но теперь появились темные облака. Было понятно, что луны точно не будет, подумалось, хоть бы метель не началась. Путь к хутору сначала шел вдоль дороги, по которой в те годы редко ездили машины, зато саней с запряженными лошадьми было много – крестьяне возвращались с рынка домой.

Натертые свечкой лыжи хорошо скользили. Вещмешок удобно улегся на спине и его тяжесть почти не чувствовалась. Ветер гнал снежную поземку по дороге, крутил вдоль снежного бруствера солому и сено.

– Эй, парень, далеко собрался? Садись, подвезу, – чуть придержав лошадь, окликнул меня дядька, одетый в полушубок, высокий воротник поднят, шапка надвинута на глаза. Но мне нельзя, идти нужно самому. В другой раз, даже не думая, забрался бы – так здорово ехать в санях, особенно когда лошадь пускают рысью, и чувствовать ветер, запах сена, ну и все остальные запахи, от которых никуда не денешься и которые могут быть у лошади.

Лыжи мягко пружинят, декабрьский морозный воздух пахнет хвоей и корой. На хуторе меня уже ждали. На плите, в стороне от самых жарких мест, стоял чугун со щами. Стоял так, чтобы щи не кипели, а томились. Дрова потрескивали, запахи чеснока, сала, свежего хлеба будили аппетит. Я достал из рюкзака бобы, бекон, попросил кастрюлю, сковородку. Бобы варятся долго, поэтому поставил вариться все, что у меня были.

Щи были восхитительные, на свиных ребрышках, перченые, но нежирные. Анатолий Васильевич за обедом постоянно шутил, спрашивал, куда это я собрался?! Пришлось рассказать, что пойду в лес, буду изучать заячьи и лисьи следы, потом разведу костер, приготовлю поесть, посижу у костра, подумаю.

– Смотри, сейчас темнеет быстро, – сказал он мне, а я на удивление самому себе, ляпнул, что люблю темный ночной лес. Он удивленно поднял свои лохматые брови. – Ты когда его успел полюбить, темный лес?

– Да я… я его в книгах полюбил…

– В книгах можешь любить, а домой возвращайся вовремя, – коротко и достаточно резко сказал мне Анатолий Васильевич. Пришлось позвонить домой. Трубку взял отец, я сказал, что у меня все в порядке, собираюсь домой, но торопиться не буду и приду, когда стемнеет. Отец выслушал, уточнил, сколько собираюсь гулять по лесу, остался доволен ответом. Мне пришлось ему пообещать, что не буду сильно углубляться в лес, а отойду один квартал и пойду просекой.

В доме было очень тепло. Но время не ждало, пора идти. Я и не заметил, как мои валенки поставили на печь, одевать теплые было очень приятно. Мы вышли на улицу. Во дворе поземка крутила свежий снег. Начиналась метель. Мягкие ремешки на лыжных креплениях приятно стягивали валенок и хорошо держали, лыжи не болтались. Анатолий Васильевич пожал мне на прощание руку, поправил на плече лямку вещмешка, открыл и придержал калитку, пока я выползал со двора.

Ну все, свобода! Начиналась тайная часть моего плана. До леса было совсем рядом, метров двести. В верхушках больших сосен сильно шумел ветер, вороны, потревоженные непогодой, громко каркали, но это было привычно. Внизу мела легкая поземка, иногда поднимая белые паруса метели. Лыжи скользили, утыкались в небольшие сугробы, но идти было легко и приятно.

Это место мне запомнилась еще с осени. На уютной поляне росли небольшие осинки, несколько березок. Осенью здесь мы находили ярко-красные подосиновики, подберезовики с коричневыми шляпками. Зеленый мох, папоротники, шум осиновых листьев, пятна желтых березовых листьев. Сейчас ничего не было, снег, голые деревья, и только незаметные осенью маленькие елочки резко выделялись на белом фоне. Я осмотрелся. Снега много, почти по колено, очень пушистый. Быстро снял лыжи, взял одну двумя руками и очистил площадку для стоянки. Наломал лапника, на котором хорошо сидеть возле костра. С топором было бы быстрей, но большой точно не потащишь, а маленький все время лежал на кухне и его отсутствие сразу бы заметили. Место для костра очистил от снега очень тщательно, наломал сухих еловых веток. Старательно переломал все принесенное, сложил, так, чтобы мелкие веточки были снизу, сверху положил потолще, достал из мешка смоляки, все в костер класть не стал, половину опять завернул в вощеную бумагу и спрятал в вещмешок. На фоне запаха снега, ломаных еловых и можжевеловых веток, запах дыма резко и приятно ударил в нос. Смоляки разгорелись, подхватились и веточки, костер разгорался, стало понятно, что теперь он не погаснет, не зря летом и осенью мы с мальчишками пекли в костре картошку. Я заворожено смотрел на огонь, он горел очень ярко, так ярко, что когда я отвел свой взгляд в сторону, то испугался. Сгущались сумерки, и мне показалось, что наступила полная темнота, лес неожиданно стал загадочным и даже каким-то враждебным. Надо было побыстрее набрать дров. У того места, откуда я свернул в лес, стояло несколько сухих деревьев, небольших, совсем не толстых сосен. Я подошел и толкнул одну, ее высокая тонкая верхушка сильно раскачалась, я начал толкать еще и еще, и вдруг она отломилась и упала чуть ли не мне на голову. Другая сосенка сломалась практически пополам. Все это я подтащил к костру, собрал еще веток и получилась приличная гора дров. На толстый сук повесил набитый снегом котелок и пристроил над огнем. Снег внутри начал шипеть и оседать.