– Ты можешь хоть иногда не быть… не быть таким, а? Вот просто посмотреть без всей этой дряни, без размышлений; я может в последний раз у тебя, потому что на грани своего… – почти кричала зачем-то Рита, уже полностью обернувшись к нему и пытаясь достучаться до самого его сознания. Жаль, не получится. Да, не выйдет. Ох, посмотрите-ка на нее: простыня под ней сбилась, лицо перекошено, а зелени ее глаз совсем не видно. Ее маленькая и красивая грудь вздымается, посмотрите, а изгибы тела в полутьме выглядят совсем уж фантастично. Любой бы, не думая, посмотрел, даже не вспомнив бы прошлого. Да, любой бы.
Ты помнишь родителей? Твои родители были обычными родителями – любили выпить и принимать гостей, читали классику и имели красивый советский сервиз, сдобренный тем милым налетом древности, который отчего-то заставлял тебя сморщить нос. Вот ты, Миша, и морщил. Ненавидел их за то, что его учили правилам жизни «чтоб как у людей». Ненавидел классику, особенно русскую. Не любил музыку, но отчего-то воспылал душой к морю – мама частенько поговаривала, что это ты в дядю пошел: бывалый моряк приплывал не особенно часто, но всегда с гостинцами. С годами тебе стало ясно, что не морем была та стихия, что забирала его то на три, то на шесть, а то и на все пятнадцать лет из родного дома; сомнения закончились, когда его лодку прибило к берегу раньше запланированного прибытия исключительно по УДО – и дядины татуировки вышли наконец за пределы тельняшки. Да, хороший был человек, жалко вот умер недавно – научил бы Мишку, как рыбачить, да и картину бы наверное оценил. Что и говорить – романтичные души всегда тянутся к морю; правда плохо, что иногда море принимает формы, отличные от своей.
– …моего равнодушия. Вот оно, просыпается; отчаянно вру тебе в лицо, что все снова не так; почему ты уронил эту чертову бутылку?
Удивительное дело – родственники. Все эти мамы и папы, дяди и тети, сводный брат, целующий тебя в губы в шесть лет под гробовое молчание слегка припивших родственников. Растят тебя и прививают ценности, по их мнению, необходимые – чтобы в итоге ты, попадая в трудную ситуацию, задумался: а как бы поступил отец? И плевать, что амбиции твоего отца никогда бы не завели его лихим приключением прямо к этой развилке; плевать, что из благодарности нужно задавать себе этот вопрос. Ты сидишь и смотришь на стену, сжимая руку и усмехаясь, думаешь – черт, а как бы поступил он? Представь: тучный и усатый мужчина, вперившись глазами в стену, не слушает само воплощение женской красоты, задумчиво изрекая какую-то банальность, вроде этой – «взглядом не решить проблемы, сынок». Да уж, смешно. Да…
– Ты утомила меня. «Теперь я на полгода страсти волен жизнь отдать»…
– Что… – только и сказала она, размазав остатки ума и блаженства по лицу. – что ты…
– Да ну брось, Рит. – Он бы мог даже улыбнуться, но не стал. – Хочешь, чтобы посмотрел? Да я-то посмотрю, но пожалеешь. Плакать опять будешь, кидаться чем-нибудь.
– Я давно уже разучилась плакать.
– Ты не разучивалась плакать, глупая ты. Зачем пришла именно сегодня?
– Почему бы мне не приходить сегодня? Эти даты, ничего в них нет.
– И смысла нет?
– И смысла.
Ты усмехаешься. Все как всегда – силится сказать что-то, рассказать, что ты уже давно чувствуешь; кажется, что она уже не хочет приходить, что хочет разрушить непрерывную последовательность полугодий; когда это началось, зачем это началось? Десять лет или двенадцать лет? Неважно.
– Я хотела сказать многое, что давно уже хотела.
– Ты не обманываешь, ты не скажешь сейчас какую-нибудь глупость? – Передернул плечами, подмигнув стене. Стена, может, и хотела подмигнуть в ответ, но это у нее пока получалось слабо. – Всегда у нас так. Приходишь, плачешь на мне, двигаешься на мне, а после всегда воешь, как сука под забором.
– Сам ты… сам. – задыхалась она, но не давилась слезами. Ненавидела? Да, разумеется. А может, и любила. Как всегда сложная игра в определения; одно, выраженное через другое; любовь через ненависть – как все безвкусно, Миш, как все отвратительно.
– Ты все еще хочешь? Я посмотрю, я устал смотреть на стену. Ты приятней – но если посмотрю, то ты не сможешь сказать.
– Почему ты сказал «если»? Ты выбираешь?
– Ты выбираешь. Посмотреть?
– Да, я не отведу взгляда, я все скажу!
– Нет. Проходили.
– Черта с два я уйду, не сказав! Не в этот раз, ты просто на голову болен, если позволишь мне молча уйти.
– Я вытолкну тебя на улицу, Рит. Как шлюху вытолкну, бросив в тебя одежду.
Читать дальше