Елизавета Елагина - Царство свиней

– Да, Боло, я действительно очень устал, – у Захарии был такой вид, что ему можно было поверить. – Пожалуй, будет лучше, если я не пойду с вами к Софии. Передайте ей от меня сердечный привет.

– Но как же так! – вскричала Ивлин. – Мы ей сказали, что ты придешь. София собиралась достать какие-то новые тарелки. Она очень-очень расстроится.

Захария представил себе грустные глаза Софии и ее новые тарелки. Зрелище было душераздирающее.

– Хорошо, я пойду.

– Чудесно, чудесно! Вот и славно, – Ивлин радовалась, как ребенок, который не видит, что находится на расстоянии вытянутой руки от черного дьявола.

– Зачем это страшилище в клетке? Вы думаете, София подселит своего птенца к нему? – все еще не мог поверить своим глазам Захария.

– Нет, он приклеен, и мы пока не смогли его оторвать, – ответил Боло. – Мы думаем его отрезать и подарить Бохесу.

– Превосходный подарок, – Захария мог только слабо соглашаться.

Преодолев Кабарную и полюбовавшись всеми чудесами, которые таил в себе Осколопский рынок, несчастный путник наконец оказывался в городе. По правую руку путника высился холм, и конченому романтику, которого не расстроило ни избавление от бумажника, ни увиденные на рынке уроды, могло подуматься, что с этого холма открывается прекрасный вид на город. В действительности, это могло бы так быть, если бы Осколопье являло собой прекрасный вид хоть откуда-нибудь, но Осколопье, откуда ни погляди, было унылым городишком с грязными немощеными дорогами и покосившимися хибарами. Богатеи вроде родни Захарии были в Осколопье редкостью и деньги свои, как правило, тратили неумело.

Выяснилось, что София живет вместе со своим гадким мужем как раз на вершине этого холма. Захария, истинный сын своего города, никогда не посещал тех мест, которые бы могли понравиться приезжему, и он, естественно, никогда не поднимался на холм.

Сидя на заднем сиденье дребезжащей колымаги, Захария даже смутно припомнил, что как-то в золотые годы своего отрочества он поклялся, что скорее откусит голову бешеному петуху, чем его нога ступит на вершину этого плешивого холма. Захария не считал, что приличный молодой человек обязан исполнять все клятвы, данные безрассудным мальчишкой, но все-таки порадовался, что Боло не присутствовал при той клятве.

Пока они ехали вверх, наглая клетка почему-то закарабкалась к Захарии на колени. Престон в это время пытался отпилить чучело перочинным ножом.

Захарии казалось, что он едет на собственную казнь.

Дом Софии оказался ожившим кошмаром Захарии. Когда Захария его увидел, ему поплохело. Он понял, что находится во сне, и решил ничего не бояться, хотя его слегка мутило. В мире, где еще оставалось хоть немножко чего-то светлого и доброго, такого места быть не могло. На флюгере дома сидел ворон, по двору разгуливали аисты, курицы и индюки.

Из страшного дома выбежала прекрасная фея в голубом платье, следом за ней вышел злой колдун. София вела себя как ни в чем не бывало: улыбалась и ужасно радовалась гостям, особенно Захарии. Ей казалось нормальным, что у ее ног копошится уродливая белая курятина.

– Привет, моя красавица, – Боло расцеловал Софию – так, как будто он тоже не видел во всем этом ничего особенного.

Гостей ввели в дом. Казалось, он выстроен недавно, но чего ты будешь ожидать от дома, в котором держат птиц? Захария был уверен, что дом долго не простоит. На первом этаже, помимо крохотной прихожей, в которой жил большой злой гусь, была гостиная, заселенная всяким пернатым сбродом. Дом тянулся вверх еще на три этажа с чердаком. На каждом этаже располагалась одна комната. Соединяла этажи сомнительной надежности винтовая лестница.

Если бы Захарию спросили, что он думает про дом Софии и Бохеса, он ответил бы: «Это башня смерти».

Весь потолок в гостиной на первом этаже был увешан открытыми клетками с желтыми канарейками и волнистыми попугайчиками. По подоконнику прыгали сороки. По столу прогуливался павлин.

Такого содома Захарии не приходилось видеть еще никогда в жизни. Сглотнув и закрыв глаза от омерзения, он сел на предложенный стул. По его спине ползли струи пота.

– Вы их едите? – поинтересовался у Софии Престон.

– Кого, Престон? – широко распахнула свои кукольные глаза хозяйка дома.

– Ну, куриц, например. Гусей.

– Нет! – лицо Софии запылало обидой. – Что ты. Я же не Гробаст.