Владимир Плешаков - Биография ныне живущего Паши Пухова в историях и рассказах

После такого рассказа вся турбаза в полном составе выразила желание посетить Город Мертвых, чтоб почтить память славных законсервированных предков Паши Пухова. Но, оказывается, уже в советские времена необразованные археологи решили досконально изучить захоронения, вскрыли их, после чего останки вмиг рассыпались в прах. Ну, а оружие и то, что осталось от ковров и мебели, увезли досконально изучать. Так что, стоят в долине пустые дома-башенки, из Города Мертвых превратившись в Мертвый Город. Но эта досадная деталь не охладила пыла туристов, и все начали собираться в путь, несмотря на поздний час. Вооружившись факелами, канистрами с домашним вином и прочими припасами, двинулись в путь. Часа через полтора достигли места.

Освещенный лишь неполной луной да факелами Город Мертвых произвел именно такое впечатление, какого ожидаешь от его названия. Жутко, но интересно. Жутко интересно. Заглянув в пару домиков и убедившись, что ни ковров, ни призраков внутри нет, компания устроила среди торчащих каменных башенок пикник с шашлыком, вином и рассказами-страшилками. А Паша Пухов на правах наследника произносил тосты, распределял шашлык, и даже заговорил с горским акцентом. Причем, местные жители относились к превращению приезжего очкарика в потомка уважаемых князей без всякой иронии, с достоинством оказывая ему положенные почести.

С этого дня жизнь Паши Пухова на Кавказе радикально изменилась. Он стал желанным гостем в каждом доме. Отцы семейств наперебой звали его отобедать и между делом похвалялись количеством баранов в их личной отаре, мечтая таким образом заполучить знатного жениха для своих дочерей на выданье. Молодые джигиты почитали за честь присутствие Паши на закалывании (с последующим поеданием) барашка. Паша разучивал местные песни, а что касается горских плясок, так даже сам учил местных, как правильно танцевать. Вскоре после этого на турбазе вновь появились карикатурные милиционеры. Первым делом они пришли засвидетельствовать Паше свое уважение и сообщить, что есть рабочая версия касательно украденных вещей, и нужно ехать на операцию. Что за операция, Паша не понял, но на всякий случай взял с собой Гришу. Вчетвером они уселись в открытый УАЗик и покатили по ущельям и долинам. Добравшись до миниатюрной деревушки, милиционеры щелкнули затворами пистолетов и на цыпочках подошли к домику, сложенному из сланца. С криками на местном языке (но понятно было, что это что-то вроде «Стой! Стрелять буду!») они ворвались в саклю. А через пять минут пригласили Пашу с Гришей внутрь. На полу жилища валялись в беспорядке вещи. Смотрите, сказали сыщики, есть ли тут ваше. Нет, ответили Паша с Гришей, мы ничего не нашли. Ну как же, расстроились милиционеры, вот же свитер, а вот чехол от баяна, а вот и фотокамера. Но это не моя камера, сказал Паша. И не мой чехол, добавил Гриша. А что, разве ваша камера была лучше, удивились горцы. Нет, признал Паша, но в моей была пленка, а на пленке… Ааа, пленка, тогда поехали в другое место.

Они опять колесили по долинам и по взгорьям, приехали точно в такую же деревушку и ворвались в такой же дом. Кстати, хозяин первой лачуги, в наручниках, сидел теперь в машине вместе с группой. Во втором доме опять не оказалось украденных вещей. Хозяину также нацепили наручники и взяли с собой на третью операцию. Но и она не имела успеха. Паша с Гришей уже изрядно устали и попросились на турбазу. Их отвезли, но видно было, что сыщики расстроились.

На следующее утро они разбудили Пашу, светясь от счастья. Нашли! Все нашли! Вся бригада «Лира» собралась на полянке, а довольные следователи высыпали из мешков одежду, вещи. Был тут и гитарный чехол Гриши, была и камера, очень похожая на пашину. Толстый милиционер торжествовал: Ну что, ваша камера? Там и пленка внутри есть, я лично проверил. Как проверил, спросил Паша. Как-как? Открыл, достал, посмотрел. Пленка черная вся, ничего не снято… Так она ж непроявленная, начал было Паша, но замолчал. Что ж говорить-то, если пленке, на которую он снимал солнечное затмение, устроили милиционерское затмение. А в следующий раз это можно будет снять всего-то через 45 лет…

Паша Пухов, после того как из вуза ушел, искал работу. Хотелось ему чего-нибудь безыскусного, сермяжного. Думал на кузницу пойти, но где ж кузницу найдешь в конце двадцатого века? Вот и устроился он в геологоразведку. Проще сказать, на буровую. Работа вахтами – полмесяца в тайге, полмесяца свободен. Это Пашу вполне устраивало. Молодой ведь человек, со страстями и желаниями, свободного времени требуется на их удовлетворение немало, обычных выходных едва ли достаточно. А вахтенный график открывал хорошие возможности для досуга. Шутка ли, полмесяца выходных. А то, что другие полмесяца в тайге, так в этом тоже много плюсов. Начальство далеко (а Паша жуть не любил начальство, впрочем, как и все), свежий воздух, мужское братство и т. д. Насчет братства и «и т. д.» Паша, конечно, знал только теоретически. Словом, получил Паша Пухов телогрейку и ватные штаны, валенки и подшлемник, матрас с бельем и загрузился в вертолет. Впервые в жизни, надо сказать. Маршрут вертолета составляется, уж конечно, не в целях пашиного удобства, а из соображений прикладных и рациональных. В тот раз пилотам предстояло сначала полететь на закрывшуюся буровую, зацепить «емкость» – здоровый такой бак металлический, отвезти его на другую площадку, и только потом доставить Пашу на его место работы. Полетели. В вертолете интересно, никаких тебе удобств, все металлическое, цвета хаки. В иллюминаторе виды, каких больше нигде не увидишь. Самолет слишком высоко летает, чтоб такие подробности рассмотреть: сосны, холмы, поля – все близкое и необычное, потому что вид сверху. С самолета вид карту напоминает, то есть, схематический такой. А из вертолета все живое, рукой достать можно почти. Трясет вот только нещадно. И шум. Пилоты-то в наушниках сидят, переговариваются между собой и с землей. А Паша один в салоне, в голове и теле – вибрация и шум. Зато виды за окном. В смысле, за иллюминатором…