И «старики» были такие, не то что мы, постель за него заправь, в наряд за него сходи, пол помой, а что не так, поднимут с кровати ночью, нет, бить не будут – зачем? Учить присягу, отжимаясь, заставят:
– Я…
Отжался.
– …гражданин…
Отжался.
– …Союза…
Отжался.
А кому пожалуешься? Офицеру? Так он тут же, рядышком, стоит, смеется, сигаретку в руках разминает и легонечко так подцепит в бок носочком начищенных сапог – отжимайся, дескать, лучше, задницу не отклячивай, и «старику» пачку протягивает:
– Закуривай.
* * *
– Смирно! Товарищ майор, за время моего дежурства…
– Спите, мать вашу! Где второй?
Оказывается, я заснул. Поднимаюсь и вижу дежурного коменданта майора Лысюка.
– Здесь я.
– А, дембель, мать вашу! Ремень на яйцах, сапоги в гармошку!
– Ну, понесло козла в огород капусту сторожить, завелся! – донеслось из «газика».
Я опешил. Из-за спины майора выскочил полуголый, в одних трусах и накинутой плащ-палатке прапорщик Шлык.
– Ваша мать пришла, матерков принесла! Мужики, не в службу! Понимаете, жена, дура, одежду выкинула. Духами от меня пахнет! Я ей объясняю, водки не было, пили «Шахрезаду», духи. Не верит, говорит, блядую. Ну какой из меня блядун?
Про Шлыка в части ходила масса анекдотов. Однажды Шлык бросил пить. Командование части подумывало о повышении звания. Шлыку дали квартиру, жизнь начала налаживаться. Как-то прапорщик спустился вынести мусор, на крыльце встретилась жена командира части.
– С новосельем вас, прапорщик. Лиза дома?
– Так точно!
– Кстати, муж говорил о вашем повышении. Я рада за вас. Вы совсем другой человек, когда не пьете.
– Спасибо.
Шлык расцвел. Старший прапорщик это не только прибавка к жалованию – это новая должность, перспективы. Он вернулся домой. Зашел в ванную, сполоснул ведро. За шторкой журчала вода. Жена, видимо, решила принять душ, ласково подумал прапорщик.
Шлык протянул руку за шторку, нащупал мокрое женское тело:
– Ух, вы кудряшечки мои родименькие, сегодня ночью побалуемся.
И вышел.
– Леш, ты пришел? Хочешь есть, я пожарила кильки, сладкоежка мой.
Шлык замер. Жена кричала из кухни:
– Ты в ванную не заходи, там Тамара Николаевна моется.
– Кто!?
– Жена командира части. У них что-то с водой.
Шлык заколотил в дверь:
– Тамара Николаевна, простите, я же не думал…
– Все нормально, – ответила командирская жена.
От расстройства Шлык ушел в запой. Звания, конечно, не получил, а про то, что на два месяца завязывал, говорил философски: организму иногда надо устраивать встряску – не пить.
* * *
– Сегодня мусор привозили? – спрашивает Шлык.
– Да, вон там куча.
– Ради бога, поищите вещи, мужики, там документы, а главное, талоны на водку.
– Хорошо.
– Я через час позвоню, узнаю.
– Телефон у нас не работает.
– Тогда заеду.
«Газик» фыркает и увозит дежурного майора с полуголым прапорщиком в сторону офицерского городка. Я возвращаюсь во времянку.
– Меркурий, поковыряйся, может, талоны найдешь.
* * *
– О-о! Кто к нам пришел!
Я выскакиваю наружу. С дороги к нам спускается Дунька.
– Костя, у нас гости.
– Тебе чего?
– Я обиделась.
Я пожимаю плечами. Меркурий ведет Дуньку вдоль куч, по-хозяйски размахивая руками. Минут через десять заглядывает в шалаш.
– Костя, пусти на лежак…
– На хрена?
– Я Дуньку раскрутил…
– Она же больная, чокнутая!
– Она – баба!
– Здесь помойка, Меркурий, побойся!
– Сержант, не надо, ты через месяц баб наковыряешь больше, чем изюма в булочке. А мне еще полтора года Маньку Рукавишникову по ночам под одеялом гонять.
– Разговорчики, рядовой Меркуриев, смирно!
– Ну, Костян, бога ради, будь человеком! Там же баба готовая. Я до армии только раз палку спьяну кинул, так ничего и не понял, почти мальчик. Стерву одну любил, десять лет с ней за ручку ходил, ни разу не целовал. Письма писал…
Одно письмо Меркурия я читал.
«Я помню все: середину проспекта в ночь перед отъездом на базу отдыха (вместе!), когда я сжимал твою руку. Помню лес, поляну, усыпанную одуванчиками. Мы гуляли вдвоем, и так хотелось тебя поцеловать. Моя ладонь еще помнит твою руку. Если долго держать, ладони потеют, но я боялся тебя отпустить. Помню терзания по телефону, напрасные свидания (придет не придет?) Я много что помню.
В моей жизни, так или иначе, все сильные чувства связаны с тобой – любовь, ревность, радость, огорчения, злость. Всех девушек мне хочется называть твоим именем.
Читать дальше