Елена Четвертушкина: Яйцо в вентиляторе

– Ты за каким лешим в Зону переехала, а? Ну каким медом тебе на той стороне Реки мазано, вот чего ты там не видела?.. Холера, ну всё, всё тут – мы все здесь, кладбище здесь, дети твои здесь, Гиз, Джой, магазины…

Вот оно. Авантажно выражаясь, вчерашний день долго гнался за мной, а сегодняшний догнал и набил лицо. И самое время с ужасом вслушиваться в крадущиеся шаги завтра за поворотом – которое будет уже на танке, не иначе. А на броне – ребята с автоматами…

Что сейчас было бы особенно некстати, так это обсуждение причин того переезда. Во-первых потому, что только в молодости раны на тебе заживают бесследно, как на собаке. А во-вторых, как раз Дугу, умнице и немереной широты души человеку, я бы с такой усталой – до слез! – радостью пала на грудь, и рассказала бы все, и пожаловалась – и на поразившие меня напасти и страхи, и на сложности перевода , и на Джой… Но всего этого сделать было нельзя: не было у меня никакой гарантии, что Дуг поймет, а рисковать – в данном случае я рисковала не собой, и это все решало.

– …Дружок, я переехала отнюдь не вчера. По детям и магазинам регулярно наведываюсь, – сказала я, отодвигая стакан и подбирая со спинки барного стула штормовку. – А если ты лично по мне скучаешь – так и навестил бы…

– Ты с дуба упала? – Дуг недаром столько лет был хранителем городского фольклора, он даже в нервах – нет, в нервах особенно! – изъяснялся только привычным образом:

– В уме и твердой памяти… за Реку?! Собака нездоровая пусть туда шляется…

Я вздохнула:

– У нас что за Рекой – чумная область?

– А, так ты не знаешь?! Да вот – Зона у нас за Рекой.

– Дуг, не дури, когда это было! Нет там больше никакой Зоны.

Наверное, моему голосу не хватило твердости, потому что Дуг глянул исподлобья, усмехнулся невесело и сказал:

– Это ты говоришь. А люди другое говорят.

– Какие люди?! Тарки, что ли, – так ты их слушай больше, они тебе и не такое расскажут…

– Мать, ну чего ты мне расписываешь, что я, тарков не знаю? А вот странникам верю.

– Тю! Это с каких пор к тебе странники наведываются?

– С каких надо, с таких и наведываются. Слушай, кончай прикидываться – пол-университета странники, а то ты не знаешь! Так что насчет Зоны – расскажи кому другому.

Дуг, как правило, редко ошибался. Но в данной ситуации и меня можно было понять, если по большому счету…

– Старина, я сколько за Рекой живу, ни одного странника не встретила, а геологи и в отчетах писали, и говорили тебе ребята из Управления по землепользованию, и я тебе сто раз уже… Ну, я-то чего бы в живой Зоне забыла?!

Дуг упрямо насупился, и буркнул:

– От, шишка ежовая, опять двадцать пять – за рыбу деньги. Да попёрлась бы ты туда, кабы не Зона, вот других мест в округе мало! Что в Городе тебе тошно было, это уж я знаю, это-то я как раз могу понять. В конце концов, столько на тебя навалилось сразу, и плакаться ты не умеешь толком, вам с Джой всегда проще помереть, чем пожаловаться… Ну – уехала, ясно, чтоб ничего не напоминало – когда Габи… когда с Габи… Но именно за Реку-то почему, ты мне объясни?!

– Что ж ты сегодня докопался до меня, как пьяный до радио. Там всё с нуля, дико, непросто, красиво до катарсиса… и некогда вздыхать о бренности жизни… и народу никого, и собакам простор… Ладно, предположим, живу в бывшей Зоне, хорошо. И что, рога с копытами у меня выросли? Щупальца с присосками? – живая, здоровая, хоть и древняя, как наши хачкары…

Вот тут Дуг почему-то рассвирепел окончательно. Он опять яростно крутанул ручку кассы, доламывая её этим движением окончательно, и сказал очень тихо:

– А мы ведь друзья были. Столько вместе… Спасибо, догадался на старости лет – в идиотах, оказывается, ходил у тебя всю жизнь… Да, я тогда ничего не спрашивал – у кого бы совести хватило к тебе тогда лезть, в твоих-то обстоятельствах!.. Только мне и спрашивать не надо было, я и так понял – ты же помирать туда потащилась после всего, как собака раненая, скажешь, нет? – и вот уже… а, хрен с ним, не помню, сколько лет – жива, здорова, ящик с тушенкой давеча в багажник вволокла эдак без инфаркта… И не Зона, говоришь?!

Я чуть не выронила куртку, и кажется, даже очки, задвинутые на макушку, поверх платка, встали дыбом:

– Дуг, да ты и вправду сдурел… Ты меня в мои 72 в Кащеихи Бессмертные, что ли, записал?! Вот спасибо тебе большое – оказывается, у меня в Зоне философский камень зарыт. Сам-то в уме?!

– Знаешь что, катись ты… К своим собакам ненаглядным, кикимора заречная.