Екатерина Гракова - Ходить по карнизам

Господин Рамди спросил про семью и мою прежнюю работу, и я рассказал про Эвелин и господина Грина, юриста, при котором исполнял должность счетовода (оттуда у меня появилась привычка вести дневник). Я также упомянул – не без стеснения, – о приписках, которые испортили мои отношения с начальством, и о несметном количестве спиртного, которым заливались возникшие внезапно разлады в семье. Всё это, завершил я, изгнало меня из родного Сайма и толкнуло на поиски новой жизни, хотя теперь-то я понимаю – не без помощи моих же плохих привычек! – что не жизнь надо было меня».

Пятница, 10-е, Арлома

«Неделю уже в работе. Вчера написал Эвелин, чтобы срочно перебиралась в Арлому, так как я завёл-таки кошака, а смотреть за ним некому.

Послал господину Грину письмо с извинениями».

Пятница, 10-е, там же, позже

« Её не видать. Надеюсь всё же, что она скоро будет в белом».

– Доктор, это излечимо?

Господин Нориус, который служил на благо медицины около пятидесяти лет из своих семидесяти пяти, прочистил горло и поправил съехавшие на кончик носа очки. Он бы и окно открыл – так ему было душно, – но боялся, что не устоит на ногах, если поднимется с кресла.

– По правде сказать, я впервые встречаю… что у нас в анамнезе? долгосрочные отношения… хм, хотелось бы поконкретнее… да, вот – шестьдесят лет! Это очень много, знаете ли…

Сидевший в кресле посетитель кивнул.

– Мы были очень молоды, когда познакомились, – старательно выговорил он.

Доктор Нориус едва разбирал почерк своего коллеги доктора Ллойда, к которому изначально пришёл господин Ранцин и от которого перешёл к нему самому. Коллега, увы, не выдержал нервного потрясения, вызванного неожиданным посещением, и теперь Нориусу приходилось вчитываться в прыгающие слова и делать вид, что ровным счётом ничего странного не происходит.

Господин Ранцин же, хоть и сохранился весьма скверно, вёл себя самым подобающим посетителю медицинского учреждения образом. Он представлял собой громыхающую конструкцию из костей, держащихся вместе за счёт ещё не сгнивших связок, то есть был, по сути, наполовину скелетом, непонятно каким образом ожившим, поднявшимся с места упокоения и пришедшим на приём. Но если с торчащими костями и остатками мягким тканей ещё как-то можно было смириться, то с зубами и прекрасно сохранившимися глазами дело обстояло иначе. Глядя на господина Ранцина, можно было подумать, будто их одолжил ему кто-то живой, и что по уходу от доктора он эти вещи их владельцу вернёт. Зубы и глаза придавали облику восставшего немыслимый, потусторонний, а от этого угрожающий окрас.

Впрочем, действительно страшным назвать господина Ранцина мог только параноик. Выглядел он опасным не более, чем сестра в приёмной, а взгляд его и вовсе был умоляющим.

Естественно, с такой-то проблемой!

– В моей практике… – начал было доктор Нориус, но быстро передумал признаваться. – Я редко работаю с такими… пациентами, как вы, господин Ранцин, но по мере своих сил постараюсь вам помочь. Вы говорите, что… не понимаю, правда, почему вы до сих пор говорите… что всё ещё любите э-э-э даму своего сердца?

Скелет с готовностью кивнул, отчего его челюсти клацнули, нижняя отвисла, и господину Ранцину понадобилось две минуты, чтобы привести лицо в порядок. Доктор Нориус за эти две минуты дважды облился холодным потом.

– Да, доктор, – наконец сказал пациент, – и из-за этого не могу спокойно гнить в земле. Я пробовал, не подумайте. Где-то с год пролежал или чуть больше. Пытался увлечься червями, испарениями, считал кости, доски гроба, прораставшие через крышку корни. И ничего.

– Как?

– Ну вот совсем. До сих пор думаю о ней.

Доктор Нориус проверил, надёжно ли сидят очки, хотя в этом не было никакой необходимости – переносица уже затекла от крепко притёртой оправы.

– А какого вы хотите добиться эффекта? – спросил он у скелета. – Излечения или…

– Излечения! И желательно скорейшего!

– Но вы ведь с ней…

– Да-да, шестьдесят лет, но она после моей смерти вышла замуж!

Почтенный эскулап аж крякнул. Вышла замуж! Сколько же ей было лет, когда умер многоуважаемый Ранцин?

– Поэтому мне лучше её забыть, – с некоторой печалью в голосе завершил свои чаяния скелет.

Как семейный доктор господин Нориус мог давать советы членам лечащихся у него семейств, но при этом ему требовалось хоть немного этих пациентов знать. На текущий момент у него были: чужой пациент, к тому же мёртвый, полуобморочный коллега и сбивчивый анамнез. К анамнезу оказался приписан какой-то рецепт, если Нориус правильно понял, а вот про лечение сказано не было ни строчки. Что господин Ллойд имел в виду, когда писал слово «анальгетик»? Какой ещё анальгетик и от чего?