Станислав Мальцев - Вика-Викуля. История любви

Сейчас довольно думал о своей весьма выгодной сделке: удалось купить за бесценок бывшую фабрику модельной обуви. Само здание – древняя развалюха – даром не нужно. Но земля, земля под ним золотая. Конечно, пришлось кой-кому ««подарить» толстый конвертик, вспомнил о нём и вздохнул…

Построит на этом месте элитный жилой комплекс, на нижних двух этажах торгово-развлекательный центр. Уже получил в своём банке кредит – почти без процентов! – а потом продаст, на каждый вложенный рубль три прибыли.

Продаст, и уедет на хрен отсюда. Во Францию, на Лазурный берег, купит там виллу, станет жить и загорать, а, может, и построит отель – класс «люкс», пять звёзд…

Сидел, глядел в окно, там, на пасмурном небе, теснились серые облака, северный ветер гнал их вдаль, а был уже не здесь: ласковое море, золотой песок, голые девки вокруг – выбирай любую, хоть пять штук, коли «бабки» имеются. Рядом – белоснежный красавец: его отель-дворец, два бассейна, три ресторана, все номера всегда нарасхват…

Тут вдруг раздались громкие дикие звуки и в комнату вошёл Эдька с балалайкой, дёргал струны и бил по ней пальцами.

– Чтоб тебя! С ума сошёл как? Полностью или частично? – Пупышов так и подскочил в кресле.

– Ты чё, па? – удивился Эдька. – В школе играл, все обалдели, девки типа уписались от смеха, ко мне целоваться полезли, в очереди стояли. А ты – с ума сошёл…

Ну, что ты с ним будешь делать, дурак дураком. Путышов встал, сказал резко:

– Забыл, чей ты сын? Тебе нельзя на этой бандуре брякать – не солидно. Я тебе саксофон куплю, другое дело. На нём штатовский президент играл.

– На фига! Ты ещё скажи – скрипку. Тут просто, стук-бряк и все дела, конкретно. Смешно и порядок, недовольных нету. Или как бы купи мне барабан, буду стучать! – Эдька шлёпнул себя по надутому животу.

– Бум! Бум! Бум!

Павел Павлович с всё нарастающим раздражением смотрел на долговязого оболтуса. Не заметил, как за вечной суетнёй-колготнёй вырос сын. Вроде бы только вчера водил его за ручку в детсад, потом возил на машине в школу…

Вырвал из эдькиных рук балалайку, взмахнул, собираясь грохнуть об пол, тут он завопил:

– Не надо! Я больше не буду!

От крика Пупышов немного опомнился, швырнул её в угол и грузно опустился в своё кресло.

– Ещё раз увижу, разобью на хрен в щепки!

– Сейчас выброшу в мусоропровод, на фига она мне! – Эдька уже давно увидел коньяк и косил глазами на столик. Вкрадчиво спросил негромко. – Па, можно типа коньячку нюхнуть?

– Мал ещё такой коньяк нюхать, – Павел Павлович ухмыльнулся, уже успокоился, настроение менялось очень быстро. – Ладно, так и быть, я сегодня добрый, нюхни.

Эдька быстро – пока отец не передумал схватил рюмку, опрокинул в рот, и, с видом знатока, произнес громко и весело:

– Ниче! Пить можно!

Павел Павлович рассмеялся – ну, сопляк, даёт!

– Чё бы ты понимал. Рюмку выпил, считай три сотни заглотнул, а то и больше. – И спросил: – Мать встала?

Эдька ответил, хоть и не грубо, но не так, как прежде:

– Мать? Какая мать? У меня мамы нету. Про твою Вику типа ничё не знаю и знать не хочу. Она мне как бы параллельно. – И добавил: – Я и забыл, чё пришел, конкретно. Там как бы сюка звонит.

Отец удивлённо глянул на него.

– Ни хрена тебя не понял. Так звонит или нет? И какой ещё сюка?

Эдька тоже удивился.

– Чё не понятно? Охранник снизу по домофону…

– Секюрити, что ли?

– Ну! Я и толкую тебе – сюка.

– Говори нормально, чё ему надо?

– Сантехник какой-то там нарисовался к нам, пускать или нет? Вызывал как бы его?

Пупышов довольно кивнул.

Глянь на монитор, кто такой. И скажи, чтобы пустил.

Эдька схватил балалайку и исчез. Павел Павлович снова плеснул коньяк в рюмку, выпил и начал жевать конфетку. И тут вбежал сын и завопил:

– Это Пташка! Это Пташка пришёл!

От неожиданности Пупышов конфетку даже проглотил целиком, чуть не подавился, закричал на придурка:

– Ты точно меня кончишь! Какой ещё на хрен Пташка?

– Наш препод…

– С ума с тобой сойдёшь! Обратно ничего не понял, кто пришёл? Учитель или сантехник?

– Был преподом, потом куда-то делся, а теперь как сантехник. А Пташка – так у него фамилия такая, Воробьёв. Добрый был препод, типа никому двоек не лепил.

Пупышов коротко хохотнул:

– Добрый! Ха-ха! Вы ему на голову сели, вот и сбежал. Запомни, нынче добрым быть нельзя. Опасно, сожрут вместе с костями.

5

Я сидел в подъезде, ждал. Что-то долго, но не уходить же, хотя, конечно, самым правильным было бы плюнуть и исчезнуть. Наконец динамик на столе у охранника «хрюкнул»: