Темнело. Пелена тумана висела над озером, ползла по болотистым берегам. От костра остались тлеющие угли. Поежился: холод проник под куртку. Под ложечкой противно сосало, страшно хотел есть. Семен посмотрел на банку тушенки и нетронутый пакет крупы:
– Лентяй, зачем лишку тащил? Кусок колбасы и хлеба буханка – вся недолга. Одному готовка не в радость.
Мужчина снова открыл рюкзак. Вытащил на этот раз бутылку водки, стакан, налил немного, выпил, занюхал рукавом.
– Дожидай, покормлю и тебя, – обратился к угасающему костру, – эвон, сколь веток наломал! – Показал рукой на сложенные неподалеку горой еловые лапы и пиленые кругляши, заготовленные еще днем. Поднялся, взял охапку и кинул на раскаленные угли. Пламя взметнулось к небу, обдавая жаром. Семен взял котелок и пошел к озеру.
Внезапно почудилось, из воды пристально за ним наблюдают. Семен застыл на месте. Никого! Зачерпнул воды и долго стоял, вглядываясь в озерную гладь.
– Дружище, всюду тебе вурдалаки да нечисть мерещится, – сказал, подражая голосу Парфена.
– Так я ж родом из уральской глухомани. В нашей-то Вишере полно русалок, а в лесах леших, – ответил сам себе, возвращаясь к костру.
Солнце окончательно село. Темнота обступила пылающий костер, протягивая к человеку голодные костлявые руки. Проявились белые камни, образующие круг, пугая нечисть. Зловещие тени держались ближе к лесу, не решаясь нарушать запретную полосу.
Армейским ножом Семен ловко открыл тушенку, им же отрезал ломоть черного хлеба.
– Вот это перехват! А каша подождет другого раза.
Он посветил фонариком на руку:
– Всего то? Детское время.
Снова налил немного водки, выпил, погрузил в тушенку алюминиевую ложку. Зажевал, причмокивая!
– Может, чаю?
– Чаю! – потребовало эхо.
Семен погрозил лесу пальцем:
– Не балуй!
Лес промолчал.
Завыл волк, тоскливо, отчаянно. Семен замер, слушая. В солнечном сплетении рождалась уже знакомая боль, и он знал, что через несколько минут она скрутит внутренности, огнем пройдет вдоль позвоночника. Боль потери, боль одиночества.
Мужчина тихо заскулил, подзывая хищника.
Огромная волчица ступила в полосу огненных бликов. Глаза ее превратились в красные уголья.
– Здравствуй, дорогая! Видишь, явился без друга лепшего. Три года с хвостиком. Ох, ядр и ть в колено! Болен, небось, Парфенка. Тать его внутренности гложет. Да, ничего, матка обещалась приехать и заговор начитать. Авось, оправится, лешака милый.
Волчица подошла ближе, и по-собачьи играя бровями, уселась в нескольких метрах от него, слушая голос, склоня голову набок. Семен, не сводя глаз со зверя, медленно развязал рюкзак, вытащил кусок подвяленной говядины, завернутый в целлофан, развернул и положил на землю. Сам присел поодаль.
Волчица взяла мясо и унесла в темноту.
Семен знал, что насытившись, она снова придет к костру, поблагодарит глазами и уйдет до следующего сентября.
Боль отпускала.
Пять лет переписки, поздравительные открытки, ненавязчивые, совсем ни к чему не обязывающие приглашения. И вдруг Семен решился: навещу боевого друга, тем более, четверть века – юбилей, а не хухры-мухры.
Жизнь на заимке не сахар. А тут еще мать торопит со свадьбой, внуков жаждет:
– Семка, черт гулливый, второй год с Наталкой вожжаешься, стыдно в глаза соседкам глядеть. Компрометируешь девку.
И вдруг, он решился:
– Ладно, ма! В июле дружка боевого проведаю, а осенью поженимся с Наталкой, однако.
Мать вскочила, ахнув, забегала по дому:
– Ай, вот и хорошо, вот и распрекрасно! Готовься сватать по деревенскому обычаю.
– К чему, ма? Какой век на дворе?
– Времена всегда одни. Позабыли обычаи. На сто браков – восемьдесят разводов. А то вместе не венчаны поживут, а потом, глядь, и разбежались. У нее другой хахаль, у него новая пассия.
– Успокойся, мамуля! – Сын обнял мать и поцеловал седую прядку на виске, – если женюсь, то на всю жизнь.
Разговор был в апреле, а посватался Сеня к Наталье в середине мая. Венчание и свадьбу сговорили ровнехонько в самую середку октября, аккурат пятнадцатого. Октябри на Урале суровые, самое время погреться на южном солнышке. Решили поэтому медовый месяц провести в Сочи. Конечно, октябрь и Сочи не жар и т, но для уральца – в самый раз!
К товарищу с пустыми руками не поедешь. Чем живет сибиряк и уралец? С осени как бурундук кедровые орехи запасает. Насыпал Семен для товарища целый ящик прошлогодних орешков, сверху полиэтиленовый пакет гречишного меда с дедовой пасеки уложил и посылкой отправил в новгородчину.
Читать дальше