Константин Кропоткин - Счастье. Идеально. Любовный романс

Он не любил ее, это правда.

Увидев Олега, который с осторожностью, на вытянутой руке вынес на веранду блюдечко, кот заорал, заметался. Он начал требовательно толкать Олега мордой в ноги, а когда блюдце очутилось на полу, немедленно зачавкал, зафырчал, производя для тела столь малого удивительно много шуму. В блюдечке, как уже знала Рита, было не только молоко, но и немного теплой воды, чтобы кот не простудился, – Олег умел ухаживать за зверями.

– Жажда у человека, – удовлетворенно сказал он – Охотился, видать, всю ночь, а теперь сушняк.

– А напьется, даже «спасибо» не скажет, – повторила Рита и, сглаживая неприязнь (неприязнь к коту, – смешно!), повторила, – Но воспитанный. В дом не лезет.

– Не его территория, – сказал Олег, – Правда, месье Петиша? – он провел рукой по нервно подергивающейся полосатой шкуре.

Кот вылизал и блюдце, и каменный пол вокруг, а дальше, как по-писаному, подергал ушастой головой и удалился быстро, словно внезапно вспомнив о чем-то неотложном.

– Говорю же, – начала было Рита, но Вера, погруженная в себя, все сидела истуканом.

« Лейзидэй ».

Рита ушла под олеандр, на лежак, и, время от времени с удовольствием поглядывая на лягушиный колодец в центре двора, долго читала, – так долго, пока не услышала перезвон, а затем говор, гомон, счастливый взвизг – их не обманули, чемодан был уже в пути. Олег с Верой бросились к машине, а исчезнув, вызвали у Риты чувство, что места сделалось больше.

– Бонжур, – махнула она тени, мелькнувшей за зеленой изгородью.

Против ожидания тень ответила не низким мужским, а ломким юношеским голосом. Это был не старик-рокер, а его сын (или гость?). И можно было подойти и спросить его, наконец, сын он или просто гость. Молодежь во Франции говорит по-английски, в отличие от родителей; Рита могла бы найти с ним общий язык, узнать, чем он занимается, и кто та длинноволосая девушка, которая приезжала на выходные. И пусть бы ей в унисон заквакали лягушки, – Рита думала сценами, профессиональная деформация.

НАТ. ДВОР – ДЕНЬ

Она подходит к изгороди.

ОНА

Хау а ю.

МУЖСКОЙ ГОЛОС

Айм файн.

Некоторое время она стоит молча.

А ветер мел, а деревья шумели, и распушенными лежали облака на синем блюде неба, и теперь Рите понадобилось усилие, чтобы втиснуть себя в мир книжный.

Бумажных книг Рита давно не читала, вся новейшая ее библиотека хранилась в «читалке», которую она, не любя новое слово, именовала «штучкой». Но тут, в саду до штучки дела не дошло – потому что сел аккумулятор, и она взяла книгу Олега, детектив о мужчине, у которого пропала жена, и все подозревают его в убийстве.

Она давно не держала толстых бумажных книг, и рука ее быстро затекла. К тому же буквы были тоже увесисты, а поля велики, и Рита по привычке порывалась уменьшить их, сведя на странице пальцы в горсть, и, ловя себя на этом порыве, сама ж над собой подсмеивалась.

Книга была глупа.

Перестав зарабатывать писаниной, Рита должна была бы читать побольше, но не случилось и этого; испорченный работой глаз ее теперь видел швы, плохо заделанные разрывы, и растерянность автора, не знающего, куда бы увести сюжет; чтение перестало быть для Риты бездумным погружением в чужие глубины, оно превратилось в рукоделье, с той только разницей, что рука ее теперь не сама плела узоры, а по ним, вроде, лишь водила.

А книга была глупа.

Она попробовала заснуть, и не получилось, она попробовала просто смотреть впереди себя, настраиваясь на красоту, но и это оказалось занятием муторным. Обезлюдев, декоративный двор выглядел чужим, почти враждебным.

Она подумала, что хорошо было бы написать про дом с колодцем. Но для кого? Зачем? Привычка приберегать сюжеты, образы, слова сохранилась, но девать их было теперь некуда – она выпала из обоймы, и неизвестно, понадобится ли ей впредь весь этот житейский мусор. Копить впечатления уже нет необходимости, надо учиться просто жить – жить настоящим, без сожаления отправлять его в прошлое, гадать о будущем без желания его приблизить.

Перестать верить в судьбу. Быть хозяйкой своего счастья. Быть счастливой. Просто быть .

Рита отряхнула волосы, – с дерева вся время что-то сыпалось. Нет, не листья, не цветы, а клейкая субстанция, оставляющая на пальцах грязный след. Вскочив, она затрясла головой, вытягивая из волос пальцами липкий сор.

Розовая цветочная кипень олеандра, такая красивая на вид, была убежищем тли – под каждым соцветием виднелись десятки, а то и сотни беловатых точек, вокруг которых сновали черные мелкие муравьи.