Николь Галанина - Меня охраняют призраки. Часть 2

– Оона, ну что ты так переживаешь, дорогая, – растерянно бормотал мистер Хаэн, казавшийся тут совершенно неуместным в своём деловом костюме и с портфелем в руках. Он пытался склониться к Ооне и обнять её, но его неизменно оттесняли миссис Хаэн и миссис Дэвис, поочерёдно припадавшие к каждому плечу Ооны и твердившие:

– Это же просто экзамен… ты его сдашь, моя дорогая, обязательно…

– Джинни тоже так переживала, – снова вставила миссис Дэвис, и Габриэль показалось, что внутри её горла поднялась зловонная волна тошноты.

Не зная, за что, но она никогда не любила тётю Джинни: у неё были слишком добрые глаза на каждой фотографии, о ней рассказывали только самое лучшее, словно она была воплотившимся на земле ангелом и никогда не совершала ошибок; бабушка до сих пор любила её, как живую, и оказывала ей заметное предпочтение перед миссис Хаэн. А теперь у Габриэль появилась новая причина обосновать свою ненависть к покойной тёте Джинни: она была невестой Бертрама Эстелла, и он по-прежнему тосковал по ней, как и всякий, кто знал её. Поэтому Габриэль приняла чрезмерно независимый и даже насмешливый вид и пошла вперёд, одаривая каждого из членов семьи снисходительным взглядом (за эти взгляды ей впоследствии стало стыдно).

– Ну, что тут за переполох? – протянула Габриэль и, не стесняясь, широко зевнула. – Оона, что ты так переживаешь? Ма, па и бабушка правы, ты всё сдашь.

– Я… слишком мало готовилась, – пролепетала Оона. Взгляд у неё по-прежнему был отсутствующий и овечий, как у тёти Джинни, что ещё больше бесило Габриэль.

– Ну и что? – сердито спросила она. – Я вообще все каникулы проторчала у лавочки Виллей, однако я знаю каждый учебник наизусть, а уж если я знаю, то ты – тем более. Так что прекращай ныть и принимайся за завтрак, всё остынет. И не порти мне настроение, не мешай мысли перед экзаменом, раз уж тебе ма, па и бабушку не жалко.

Оона пару раз всхлипнула, дёрнула плечами, словно в предсмертной конвульсии, и накренилась вперёд, так что Габриэль всерьёз испугалась за неё, не обрушится ли она лицом в тарелку. Но Оона выпрямилась, и, хотя по лицу её читалось, что её пожирает безумное желание разрыдаться ещё пуще, она держалась. «И то хорошо», – с оттенком успокоения подумала Габриэль и села за стол. Ей вовсе не хотелось смотреть на Оону: казалось ей, что она что-то сделала не так, и её утешения принесли больше огорчения, нежели пользы. Габриэль пожала плечами и запустила ложку в свою тарелку. У неё совсем пропал едва проснувшийся аппетит, однако она упрямо проталкивала в себя кашу, казавшуюся безвкусной, чтобы подать правильный пример Ооне – та опять собиралась низринуться в нервный припадок. Между тем, пользуясь временным затишьем, миссис Дэвис ушла досыпать несколько приятных утренних часов в свою комнатку наверху, а мистер Хаэн, перехватив портфель удобнее и расправив галстук перед зеркалом, принял бравый вид – он всегда старался сам себя убедить в собственной храбрости и готовности явиться на работу, которая приносила ему больше убытков, чем прибыли, – и поинтересовался у миссис Хаэн, снова взявшейся за полировку тарелочек:

– Эмма, дорогая, скажи, у меня галстук хорошо завязан?

Миссис Хаэн стрельнула в сторону мистера Хаэна беглым взглядом и сказала, одобрительно качнув головой:

– По последнему писку моды, Дэвид. Иди, ты же опоздаешь. Девочек я провожу сама. Удачи тебе.

– И тебе удачи, милая, – прогремел мистер Хаэн. Он подошёл к миссис Хаэн, обнял её за плечи и поцеловал в щёку, миссис Хаэн краешками губ притронулась к его щеке (Габриэль за столом поспешила отвернуться, Оона даже не поменяла отсутствующего выражения лица и продолжила механически отправлять в рот ложку за ложкой). – Не скучай тут без меня!

– В такой знаменательный день я буду столь сильно волноваться, что не успею даже подумать, что мне пора соскучиться, – без намёка на беззлобную насмешку сказала миссис Хаэн и, плавно высвободившись из объятий мистера Хаэна, вернулась к работе.

– Удачных экзаменов, девочки! – пробасил мистер Хаэн и помахал им большой, мясистой и надёжной красной ладонью.

– А тебе удачи на работе, па, – вяло откликнулась Габриэль, Оона же не проронила ни слова: кажется, она впала в ступор.

Разразившись громким густым смехом, мистер Хаэн вышел из кухни, громадные увесистые ноги его раздражающе топали. Вскоре Габриэль услышала, как с щелчком отворилась и захлопнулась входная дверь, а через несколько минут и увидела сквозь лёгкие кисейные занавески, лениво раздуваемые ветром, как машина мистера Хаэна вальяжно выбралась из гаража, медленно развернулась и покинула двор. Габриэль опустила взгляд в тарелку. Время для неё ковыляло слишком медленно, она исходила от желания, чтобы часы поскорее пробили пятнадцать минут восьмого, и она сумела бы под благовидным предлогом избавиться от Ооны, которая так и смотрела в стену стеклянными глазами, чуть шевеля бледными от волнения губами; от матери, что беззаботно напевала себе под нос некий фальшивый мотивчик и энергично растирала полотенцем блестящую от чистоты заднюю поверхность тарелки. Габриэль казалось, что и мать, и сестра тайком за нею следят. В последнее время она, вынужденная скрывать свои чувства к Эстеллу, приобрела вредную привычку к подозрительности и лжи. Она ощущала направленные на себя взгляды, даже если никто и не думал на неё смотреть, чувствовала, как о ней переговариваются, даже если сидела одна в своей комнате. В своих собственных глазах она была преступницей, и от чувства стыда ей не помогали избавиться никакие псевдомудрые цитаты из бульварных женских романов о том, что любовь – счастье и великий дар Божий, несмотря на возраст и пол любящих.