Сильный наблюдал за ее косточками на руках. У женщин такие изящные кисти, особенно он любил маникюр с красными оттенками. Пальчик, пальчик, и такая манящая малина на каждом пальчике сверху. Он испытывал желание укусить каждый пальчик, как настоящий охотник за ягодами. И греть эти графичные очертания, даже если им не холодно. Просто потому что может.
Рыжая сокровенного прочесть не могла, хотя ей бы понравилось.
В воздухе почти физически ощутимо застыло желание и взаимность.
– Жутко громко и запредельно близко.
– Это как? – спросила девушка на ломаном русском.
– Это так, – ответил парень в адиках, – ощущай.
Парень смотрел кино Вырыпаева. И видел обложку книжки Фоера. От таких культурных посылов парень был потрясен как белые хлопья в снежном шаре.
Слоган: «Скоро в каждом офисе страны».
Близился Новый год.
– Я совсем не понимать, – девушка почувствовала снежинку на реснице, но не волновалась. Только еще шире открывала глаза, пытаясь понять чужой язык. Снежинка растаяла, и белое оставило черный след. «Как странно», – подумал парень и стал пританцовывать танец замерзшего человека.
Парня звали Валя. Он с детства не любил свое имя, потому что дразнили и нужно было давать сдачи. Как-то раз он смотрел передачу, что-то вроде «Вокруг света». Мужик из телевизора сказал:
– В этих племенах до сих пор считают, что имя обладает силой. И если враг знает твое имя – он может забрать твою силу. Поэтому местные аборигены придумывают себе имена, а данное при рождении скрывают.
Мужик еще много чего рассказывал, но Вале было до лампочки. Он думал, что охренеть как много людей знают его имя, ввиду чего и сила растрачена. Поэтому надо вести себя, как крутой, иначе пацаны догадаются и тогда адьёсы-папиросы. На самом деле имя сделало его сильным, обрекая на необходимость самообороны. Валя это поймет, но много позже.
– Пуля, – сказал парень, – меня зовут Пуля.
– Пачему Пуля? – спросила девушка. – Пуля – это стрелять, ты стрелять?
– Ага, сижки, – поржал он в ответ.
Девушка подумала, что мужчины в этой местности волнительно странные. Гротескно смеются и страстно бьют друг другу морды, так страстно могут только великолепные любовники, не видевшие друг друга много лет. Был еще какой-то стереотип про ушанки и медведей, но это совсем скучно по сравнению с местной дискотекой. Сначала была воробьиная дискотека, с семи до десяти вечера.
– Варабьинная, – отуманенная какой-то настойкой из бутылки без этикетки, повторяла она в гугл-переводчик.
– Смотри, как подругу штырит, – говорили все, кто видел ее.
– Штырьит, – говорила подруга переводчику, хотела стать своей.
Потом начиналась дискотека для взрослых. Хотя большой разницы между девушками с воробьиной дискотеки и другими взрослыми не было. Иностранка как-то читала статью про зависимость длины юбки женщины от экономического состояния страны.
«Какая дивная у них экономика», – думала она, разглядывая мини, – «какой у них волшебный президент!»
– Ну что, ощущаешь? – спросил ее Пуля снова, – ощущаешь, как я к тебе запредельно близко?
Он по-птичьи кивал головой на каждом произнесенном слоге.
– Вы наверно очень любить свою страну и свой президент, – сказала девушка четко, на лад Маяковского.
– Любить, еще как любить, и не только свою страну между прочим, – хохотал Пуля. – Жутко громко здесь, родная! Пойдем, я покажу тебе весь мир!
– Правда вьесь?
– Ну может что-то мы и не увидим, но свой мотоцикл тебе точно покажу!
Она открывает балконную дверь, и я теряю дар речи. То, о чем я читала в книгах и видела в инстаграмах. Замираю на пороге и не решаюсь войти.
Сара наблюдает за моей реакцией снисходительно и в то же время понимающе. У них с Андреа не было бы этой квартиры, если бы у её тетки были дети.
– Что еще нужно?
– Как в кино. Так вот откуда ты шлешь мне эти бездонные закаты!
– И рассветы тоже. Мы любим завтракать на балконе.
Дом, расположенный на первой линии туристического городка, позволяет видеть горизонт. Ничто не разделяет тебя с морской бесконечностью.
Я хочу здесь жить.
– А кем работала твоя тетка?
– Няней в детском саду.
– Всю жизнь? Вот так ходила на работу в детский сад каждый день?
– Да, сорок лет подряд.
Сорок лет в детском саду. Да нет же! Сорок лет у моря. У самых его стоп.
– И зимой? – задаю откровенно глупый вопрос.
Читать дальше