Юлия Соловьева - Под кроной памяти

– Чего снова?

– Ничего, Берт, показалось, думал, что… она…

– Она? – взволновался Берт. – Кто она?

Он всматривался в мягкую пушистую текстуру леса, но ничего там не видел.

– Ладно, ничего, – махнул рукой Велибор.

С лица Берта сползла маска испуга, а в карих глазах его вспыхнула искра желания немного понять этого человека.

– Чего бы ты хотел, Велибор, больше всего на свете? – Берт поднял носком ботинка какую-то корягу и отшвырнул ее в сторону. Послышался мягкий шорох травы.

Велибор потянул себя за волосы и замер. Отвечая, он тщательно подбирал слова, будто всю жизнь ждал этого вопроса, но не находил времени отрепетировать ответ.

– Больше всего на свете я хотел бы оказаться на вершине вон той горы, сидеть там в лучах заходящего солнца и смотреть, как медленно и необратимо умирает совершенство…

Берт поднял короткие брови, отчего на высоком лбу образовалось несколько морщинок, и посмотрел на гору, отбрасывающую на Цетинье угрожающую тень.

– Только и всего? В такие моменты еще оркестра не хватает, наверное, – заметил он.

– И когда последний луч света коснется меня, – продолжал Велибор, завороженно смотря на гору, – я не хотел бы пожалеть о том, что слишком долго молчал. Каждой мысли – свое время…

– Эта гора, она же совсем рядом, до нее рукой подать, – удивился Берт. – Поднимись да посиди часок-другой на закате! Что тут сложного?

– Я не могу, – Велибор уронил голову на колени.

– Почему?! – Берт недовольно хмыкнул. – Ты всё усложняешь, как всегда!

Велибор предпринял попытку встать, но затекшие ноги не поддались.

– Это солнце, Берт, – сказал он, потирая икры ног, – даже оно кажется мне ненастоящим. Недавно я понял, что теряю чувство реальности. Я перестаю видеть этот мир, я не могу ничего ему оставить…

– Велибор, ты просто романтик, не нужно превращать себя в сумасшедшего.

Силуэт Берта слился с серостью близкого леса, и Велибор, отыскав взглядом брата, недовольно усмехнулся.

– Если я ничего не оставлю, Берт, значит, вся моя жизнь была напрасной!

– Возьми себя в руки! Всё это…

– Альберт, ты не понимаешь! Все эти «возьми себя в руки» ни к чему! Жизнь кажется мне слишком неправдоподобной!

– Что еще за «неправдоподобной», Велибор? – отпрянул Берт. – Я понимаю, что ты еще не привык к городу, к людям, к новой жизни… но ты сам сделал выбор, ты мог и не приезжать сюда!

– Я считаю, что этот город – культурный центр страны!

– Ты мог поехать в Белград или в Любляну, но не сюда! – Берт продолжал перечислять причины, по которым Велибор стал беспокойным, задумчивым и расстроенным, он размахивал руками и притопывал ногой. – Я столько лет хочу оставить это место! А ты вот так запросто здесь остаешься.

Велибор ощутил, что мышцы вновь стали послушными, поднялся, приблизился к брату и громко хлопнул в ладоши перед его лицом.

– Альберт, если я ничего не оставлю, это принесет мне только разочарование! Это будет значить, что зря моя мать мучилась, производя на свет такое редкое чудовище, как я! – громко сказал он и быстро побежал в сторону леса.

– Велибор! Эй, Велибор! – Берт хотел было броситься вдогонку, но остановился и заложил руки за голову. – Всё равно вернешься, – тихо сказал он, смотря на отдаляющуюся фигуру.

В траве на лугу засуетились вечерние птицы, послышалось шуршание крыльев. Тишина разлилась.

Река Тара отражала человека, сидящего на ее берегу. Шум ее всегда взволнованных вод был обещанием понимания и принятия любого мнения: ей нечего было возразить.

Тара, «Слеза Европы». Вода в ней настолько чистая, что на дне видны огромные валуны. Берега скалистые, природа выложила их огромными камнями, поросшими светлым мхом. Практически к самой воде спускаются тоненькие березки, ели и липы.

Велибор рассматривал кусочек коры, поднятый им с земли. Движением плеча он поправил шарф, который упрямо полз вверх, едва ли не закрывая глаза, и задумался.

«Когда мы были совсем маленькими, – вспоминал он, – мама говорила нам, что кора – это кожа деревьев, и поэтому мы должны быть осторожными в лесу, чтобы ненароком не ранить их».

Поднес кору близко к лицу и втянул носом воздух: пахло сыростью и сладкой гнилью. Зажмурился, пытаясь вспомнить, где мог еще слышать этот запах, и, не вспомнив, отбросил кору в сторону.

Велибор перечитал письмо, аккуратно свернул его трубочкой, поместил в горлышко бутылки и пустил ее по реке. Бутылка медленно отчалила от берега, покачивающееся в воде горлышко слилось с цветом воды.