Михаил Сафронов - Небо Аустерлица

И Хосе Антонио это прекрасно понимал. И, разумеется, сознательно принимал такой вариант. Потому что, как я думаю, это очень важно просыпаться каждое утро с любимым человеком, и не желать выбираться из нагретой постели, чтобы продолжать целовать припухлые от долгих ночных поцелуев любимые губы. И вновь иметь возможность прикасаться к горячему возбужденному телу возлюбленной и получать ответные прикосновения, и всегда знать, что в самые тяжелые минуты можно прижаться к кому-то нежному. Это действительно очень важно, даже если любимый человек – зомби.

Но, кроме этого, я думаю, в глубине души Хосе Антонио приятно сознавал также и некоторые выгоды своего положения – иметь такую игрушку. Мало того, что под рукой всегда живая и теплая женщина, женщина, на которую оглядываются на улицах, грациозная, гибкая, желанная, женщина, которая наиболее удачно подчеркивает социальный статус мужчины и позиционирует его как успешного человека, – она также ко всему прочему и образец всех мыслимых женских достоинств: никогда не спорит и не прекословит, да и вообще чаще молчит, чем говорит, ничуть не ревнива, всегда послушна, от нее не надо ждать вздорных претензий и капризов, и не надо тратиться на дорогие подарки… Просто мечта какая-то.

Они опять поселились в своей старой квартирке, где совсем недавно их жизнь, казалось, закончилась. Соседи ничего подозрительного не заметили, разве что стали ночами спать чуть крепче. Хосе Антонио оформил девушке бессрочный отпуск для того, чтобы прежде чем выходить на работу, она, по его мнению, немного попривыкла к новой форме существования, ведь хотя работа стюардессой для зомби и является вполне подходящей, какой-то срок социальной адаптации все-таки необходим. Так они и зажили: Хосе Антонио уходил в рейсы, а возлюбленная потихоньку адаптировалась – стала примерной женой, чистоплотной хозяйкой, нежной любовницей.

Однако эта идиллия продлилась недолго. То ли друзья Хосе Антонио были слишком влиятельны в своих кругах, то ли затраченные им средства оказались гораздо значительнее по сравнению с тем, что ему казалось необходимым затратить в таком важном деле, но, так или иначе, гаитянские жрецы по максимуму использовали все свое сакральное знание и запредельный опыт предков. Поэтому процесс восприятия внешних воздействий в результате частого общения на рынках и в магазинах с домохозяйками и продавцами принял настолько обширные размеры, что в один прекрасный день, когда Хосе Антонио после длительной командировки привез из СССР очередную партию ядерных боеголовок, он не узнал своей женщины.

Или, наоборот, узнал.

Её.

Такая же безудержная, какой он видел ее тогда в баре на маленьком столике, рожденная из огня и морской пены, она, лишь только он вошел, обольнула его и сладко посмотрела из-под ресниц, закусив нижнюю губу… Все такая же импульсивная, она помчалась готовить ему с дороги обед, но вот он появился на пороге кухни, и тарелки и миски с едой полетели вниз с обеденного стола… Короче, все пошло-поехало по-старому, бессонные ночи на берегу Карибского моря, шумные друзья, тратившие денег больше, чем зарабатывали, стуки соседей в стену, блеск, романтика и вечное движение.

Но Хосе Антонио не верил в чудеса. Он знал, что человека может воскресить только Иисус или, по крайней мере, кто-либо из особо почитаемых католических святых, но никак не грязный вонючий старик из глухой гаитянской деревушки в горах. А зомби навсегда останется зомби, хоть убейся головой об стену. И никогда не будет у него ни сознания, ни мыслей, ни чувств, а только ответные реакции на сложный комплекс внешних раздражителей. Точно так же, как жидкий робот из Терминатора-2, который умеет сколь угодно точно копировать людей с их мимикой и жестами, совершенно не понимая смысла всего этого. Но это с одной стороны.

А с другой стороны Хосе Антонио видел любимую им до безумия женщину, которая отвечала ему взаимностью, которая обожала его и стонала в его объятиях, которая волновалась за него, когда он был на работе, и любила болтать с ним о пустяках в темной душной спальне. Которая могла требовать, ревновать, ненавидеть. И могла плакать, как обиженный ребенок. Она была как настоящая. И с этим надо было что-то решать, потому что оставалось неясным, как с ней себя вести – как с человеком или как с дрессированной мартышкой.

Чтобы наверняка удостовериться в отсутствии у возлюбленной сознания, Хосе Антонио решил сначала просто понаблюдать за ней. Но вскоре выяснилось, что этот метод не дает нужных результатов, поскольку результаты наблюдения можно было истолковать как в пользу наличия, так и в пользу отсутствия сознания. Любимая одевалась, как было принято одеваться в их местности, она пела те же песни, что пели все вокруг, в тех или иных ситуациях она вела себя совершенно так, как следовало вести себя в таких ситуациях, и она хотела того же, что хочет любая женщина.