Федор Ахмелюк - Сиреневое облако. Сны или явь - что выбираешь ты?

После того случая он видел Иветту только один раз – она шла домой по недалеко расположенной Студенческой улице, на которой и располагались все местные учебные заведения, кроме школ – ПТУ, техникум, филиал института, расположенного в областном городе. С одноклассниками Сотовкин не общался и не пересекался на улицах – все они жили в юго-восточной и южной частях Серых Вод, за исключением Иветты, жившей в старом центре, и самого Макса, которого занесло вообще в другой конец города – в северо-восточный угол, Кувецкое Поле.

В эти тусклые, бессмысленные годы студенчества и работы до армии – в армию Сотовкина долго не брали, но неожиданно, когда ему было уже двадцать два, прислали повестку, влепили категорию Б-2 и велели собираться в войска, – Макс крайне полюбил спать. Печальный, неуютный, грязный и бессмысленный человеческий мир сменялся на непредсказуемый мир снов, где было место ВСЕМУ – смеху, страданиям, потрясающим нелепостям, мечтам, не действовали законы Российской Федерации, человеческой психологии и физики. Можно было летать без самолетов и крыльев, поглощать деликатесы без денег, царствовать и властвовать или скатываться на самое дно, ездить на автомобиле без прав и бензина и обнимать красоток без риска выхватить затрещину от их ухажеров. И даже слышать прекрасную музыку, не существующую в объективной реальности. Армейский друг Егор Ахмелюк всю жизнь маялся сонным параличом – рассказывал, что в приступах можно увидеть ТАКОЕ, что не забывалось никогда, один раз на него в таком приступе упала бетонная плита, по которой сверху проехала пожарная машина, второй раз он ехал на машине в Нижний Новгород и вылетел с моста в, кажется, Ветлугу. А в третьем приступе его попыталась придушить известная певица девяностых годов. У Сотовкина приступов не было, хотя красочные описания Ахмелюка заставляли искать информацию по искусственному вводу в данное состояние. Но это все было уже после.

Потом – армия. Зеленая реальность, крики, команды, зарядка, стадион. Тоска, пропитавшаяся вкусом барбарисовых леденцов. Клип Зары «Амели», от которого текли слюни – ибо харчи, в данном клипе продемонстрированные, солдатне не светили при даже самых благоприятных обстоятельствах, и даже куда более меньшего масштаба.

Спать в армии так эффективно, как до нее, не получалось. Ночами снились заросшие кленами и засыпанные крылатками изогнутые в вертикальной плоскости улицы Кувецкого Поля, а по пробуждению хотелось выть. После разговора с Ахмелюком – приснилась Иветта, та, еще девятиклассница, в свитере, джинсах, с рюкзаком и волосами, собранными в хвост. Сказала, чтобы не скисал и вообще уметь играть на гитаре совсем не обязательно, можно и свинью заколоть на зиму – ее все равно будет нечем кормить. Бредовая вселенная снов все сильнее сглаживалась и становилась похожей на объективную реальность. Ахмелюк рассказывал, что сам не понимает, как и какого беса на него свалилось такое счастье, как Иветта – они познакомились в конце 2009 года, когда Максу шел уже двадцать второй год, а ей было двадцать, теперь она упорно за собой ухаживала, была очень ласковой и очень слезливой, отвратительно готовила и любила ходить по дому в куртке от спортивного костюма на голое тело, узкой юбке и ажурных колготках. Письма Иветты были совершенно одинаковые – в мятых исписанных всякими нежными надписями конвертах, обильно политы слезами и побрызганы духами, не несли никакой информационной ценности, состояли сплошь из одних сантиментов. Впрочем, в увольнении – Ахмелюк написал рапорт на временное размещение в войсковом общежитии – она все-таки сообразила ему нечто, как он сказал, вполне съедобное. Но после дембеля оказалось, что все вернулось на круги своя.

Сейчас, спустя три года после всего этого, Ахмелюк снова был один и не проявлял никакой инициативы по изменению своего семейного статуса. Прошедшим холодным летом 14-го, под конец этого странного романа Иветта все время плакала, говорила, что устала «греть эту бесчувственную ледышку, он хороший, но я так больше не могу», а потом резко взяла и ушла. Впрочем, одна была недолго, ее быстро подцепил какой-то чувачок из компьютерной сферы и она уехала жить на Скобу – так назывался район въезда в Серые Воды со стороны федеральной трассы, тоже изрезанный оврагами, как Кувецкое Поле, но изначально находившийся в ведении города и не такой древний – Скоба застраивалась после Великой Отечественной в течение примерно двадцати лет, а название свое получила от улицы имени Скобянникова, знаменитого летчика-испытателя пятидесятых годов, разбившегося на опытном самолете в июле пятьдесят восьмого. Одну из улиц застраивающейся «Скобы» незамедлительно назвали в честь героя, который как раз был родом из этих мест. Ахмелюк ее ухода, видимо, как будто и не заметил, разве что перестал выходить из дома и кататься на своем старом драндулете – забавном метисе «Ижа-412» и инженерной мысли работников соседнего авторемонтного завода – по ночам. А еще поменял на нем зачем-то старые советские номера, выданные в девяносто третьем, на современные, что интересно, и старый, и новый номера начинались с буквы У – вместо «у 70 19 БК» он получил «у290мт91».