Алексей Поликовский - Жена миллионера

Я пробыл в их доме в мой первый визит к ним три дня, но женщину – ее звали Ольгой – видел только урывками. Она ни разу надолго не присоединилась к нам, ни разу не выпила с нами коньяка, ни разу не села в кресло вместе с нами на террасе. Она иногда появлялась, подходила к нему, говорила несколько слов и уходила снова; у нее как будто все время были какие-то дела. Люди с их состоянием могли бы иметь прислугу, но я заметил, что она сама готовила к обеду и сама мыла после обеда посуду. Посудомоечной машины у них не было. На кухне стояла старая массивная мебель: темно-красный шкаф-сервант с посудой, коричневые стулья с высокими спинками, огромный холодильник «Siemens», включавшийся резким рывком, с сотрясением всего своего большого тела. Его компрессоры гудели, как шмели. Обстановка в доме была подстать кухонной. Я еще расскажу об этом.

Я видел, как она, повязав фартук и засучив рукава рубашки, стоит у раковины и моет тарелки и чашки, в то время как мы с ее мужем пили кофе или дегустировали очередной коньяк из его коллекции. Когда же мы сидели на террасе, я иногда видел, как за стеклом, в их сумрачном доме, бесшумно скользит ее высокая фигура с распущенными по плечам гладкими красноватыми волосами.

Я с самого начала знал, что зачем-то нужен ему. Я почувствовал это еще в самолете, когда он бросил на меня быстрый внимательный взгляд. Это был цепкий, изучающий взгляд человека, который что-то ищет в окружающих его людях; какое-то их свойство и какую-то их возможность, столь нужную ему, что он готов первым заговаривать с незнакомцем. Может быть, таким внимательным, цепким взглядом смотрит на солдат офицер, выбирающий, кого из них отправить в поиск в тыл врага. И я чувствовал, что он, на свой лад оценив меня, затеял ту бессловесную игру, которая называется «Приглашение к знакомству». Он не делал ничего чрезмерного или невежливого, но я ощущал, что он чего-то ждет от меня. Его взгляд, его круглое лицо показывали приязнь.

Когда он склонялся к иллюминатору и показывал мне на свой дом где-то далеко внизу, то я твердо знал, что он ждет вопросов и хочет вопросов; но я сделал паузу и ничего не спросил. На эскалаторе в аэропорту он чересчур рано начал прощаться, как будто специально оставлял себе какое-то время про запас; и руку в карман, за визитной карточкой, он опустил тоже на минуту раньше, чем протянул ее мне. Стоило мне спросить его о чем-то (а я спросил его, например, о том, бывал ли он на курорте в Гштадте и понравилось ли ему там), как он поворачивал ко мне лицо и отвечал с дружелюбием человека, который рад помочь; и когда мы прощались, он снова, во второй раз, повторил свое приглашение приехать к нему в гости.

Весь первый день нашего знакомства, сидя с ним на террасе или гуляя по променаду, я чувствовал, что он что-то хочет рассказать мне, да все никак не найдет способ начать. Ну, не скажешь же незнакомцу, с которым только и выпил, что пол литра коньяка: «Послушайте, мой друг, историю моей жизни и моих прегрешений!» Я же никак не помогал ему, оставаясь в ровном и спокойном состоянии удаления от всего на свете. Не знаю уж, чем я так расположил его. Может быть, он чувствовал, что я никуда не тороплюсь и ничего не хочу. В этом смысле я был идеальный слушатель, которого он только мог пожелать: лишенный страстей и готовый внимать о страстях других людей, сам почти уже отрешившийся от жизни и поэтому способный выслушать любую историю без осуждения, но с приязнью и интересом. Или я льщу себе? Может быть и так. Может быть, я просто был случаем, выпавшим на его пути, всего-навсего некой случайностью, которую он хотел использовать, чтобы чуть-чуть изменить образ своей жизни. В конце концов, они жили отрешенно и одиноко, и он почти ни с кем не общался и мог устать от молчания. Поговорить с соотечественником всегда приятно, особенно учитывая, как долго он не был в России. И уже знал, что никогда там не будет. Да и русский язык приятен, говорить на нем хорошо.

Во всяком случае, когда вечером, после прогулки по променаду, мы снова сидели с ним в креслах на террасе, накрывшись коричневыми шерстяными пледами с бахромой, и смотрели, как мягкие сумерки наплывают на озеро и левее, в городе, зажигаются фонари, он вдруг повернул голову ко мне и сказал из темноты: «Хотите, я расскажу вам о ней ?» Я не удивился. Я уже понимал, что меня выбрали из всех и пригласили за тем, чтобы я слушал. Ну что же, я был готов слушать. «Да, конечно».

Год, когда он познакомился с ней, остался неназванным, да и не имел значения. Это случилось когда-то в прошлом, которое теперь отстояло от настоящего на десять или сто десять световых лет. На той далекой неприбранной планете по имени Москва он был средним клерком в компании, занимавшейся логистикой и имевшей офис в Третьем Рощинском переулке. Он не обозначил год, не сказал названия компании, но точно обозначил московский адрес, где находился офис и где все это случилось.