Поужинав в павильончике на углу двух пустынных улиц, украшенных мигающими светофорами, я возвращался в отель, проходил к лифту мимо маленькой филиппинки, стоявшей за стойкой с неизменной улыбкой на лице, и поднимался в свой номер. Вечерами в тот месяц по «Евроспорту» показывали бои без правил, и я, лежа в кровати, смотрел их, пока не засыпал. Шел какой-то всемирный турнир по боям без правил, и на ринг, установленный в Японии, выходили безумные персонажи с пудовыми кулаками и ребрами ладоней, набитыми до твердости камня. Маленький японец, стоило только судье дать сигнал к началу боя, пригибался и на четвереньках летел вперед и вцеплялся руками и ногами в противника ниже его пояса и уже больше не отлипал, как тот не мутузил его. Негры с лоснящимися телами сплетались во всех видах борьбы и душили друг друга, живописно лежа на брезенте ринга. Потом на ринге возник высоченный белорус с длиннющими руками и ногами и умудрился резко поднять колено в ту секунду, когда маленький японец на четвереньках бешено летел вперед; колено и лицо врезались друг в друга, и японец упал замертво. Я наблюдал сцены гладиаторских боев сначала с недоумением, потом с отвращением, а потом и с интересом. В глупости есть свое очарование. Было очень глупо торчать по вечерам в номере гостиницы в этом сытом и сонном городке в предгорьях Альп и глазеть на варварские забавы, которыми тешила себя политкорректная старушка Европа. Мокрый снег все шел. Тогда я подумал, а не съездить ли мне в гости к соотечественнику, господину Болдыреву? И на следующее утро я поехал.
Поезд из Женевы до Монтре идет один час. Вроде бы небольшое путешествие, но сколько впечатлений оно вмещает! Сидя у окна в полупустом вагоне, я смотрел на озеро. Железнодорожные пути проложены тут по самому его краю, в метре от воды. Поезд погромыхивает, часто останавливается, впуская и выпуская редких пассажиров, потом с натужным звуком трогается вновь. Озеро завораживает. В нем есть что-то неправдоподобное. Оно лежит на расстоянии вытянутой руки, огромное, долгое, гладкое, вбирающее в себя небо и горы. Горы высятся по ту его сторону, массивные и при этом соразмерные озеру и небу, бело-черные, безлюдные, одинокие. И озеро тоже безлюдно и одиноко. В этой пустоте человек лишний.
Я всегда ощущал себя в жизни необязательным элементом, но тут это ощущение усилилось во сто крат. В поезде, идущем по берегу Женевского озера, в метре от чистой, тихой, едва плещущей воды, это ощущение расширяется на всех людей вообще. Зачем они нужны тут, в этом идеальном месте, где вода, небо и горы образуют сдержанную, молчаливую вечность? Нигде, ни в одном другом месте я никогда не чувствовал так остро всю вульгарность и пошлость жизни как таковой. Рядом с этими горами и этой гладкой водой, на фоне этого бледного и отстраненного неба человечество кажется заразной плесенью, проникшей в рай, созданный совсем для других существ. Каких? Откуда я знаю? Я бы не удивился, если бы озеро вдруг вздулось огромным водяным холмом, и в опадающих потоках проступила бы фигура рыцаря в латах, с сияющим мечом в руке и с черным плюмажом на шлеме с опущенным забралом. Как описать тот неумолчный, тяжелый, наполняющий всю поднебесную звук его шагов, когда он шагает по озеру по колено в воде, все ближе и ближе к прибрежным городам, по улицам которых в панике бегут прочь крошечные человеческие фигурки? Как рассказать о том гневе, который струится из-под его опущенного забрала, как поведать о том неумолимом холоде, который стекает с кончика его меча? Но вот в динамики объявили Монтре, и я вышел на перрон и спустился на главную улицу.
Господин Болдырев подробно объяснил мне по телефону, где находится его дом: пять минут езды на такси или двадцать минут пешком по променаду. Я выбрал променад. Была ранняя весна, отели и виллы стояли тихие и пустынные на берегу озера. Шторы на окнах небольших отелей были опущены, двери заперты, не сезон. Я шел по асфальтовой дорожке и не встречал ни души. За оградами, под навесами, громоздились штабеля белых пластмассовых стульев, парусиновые зонты были сложены, земля была мокрой, по каменному акведуку с гор со звоном стекала быстрая прозрачная вода. Аккуратные синие указатели показывали направление прогулки. Размеренным спокойном шагом двигаясь вдоль тихой воды, я ввел себя в медитативное состояние безразличия и покоя; мне пришло в голову, что в этом комфортабельном раю асфальтовая дорожка наверняка проложена так, что по ней можно обойти все Женевское озеро. Сколько на это уйдет времени? Может быть, месяц, может быть, два; и я глянул на тот берег, где у подножья гор были едва видны маленькие домики захолустной швейцарской деревеньки.
Читать дальше