Радмила Ёлкина - Возмездие

На огромный стол еще накрывали, а Мария уже сидела здесь и листала какую-то книгу. Увидев нас, она тут же встала со стула и направилась в нашу сторону. С улыбкой она поцеловала меня в щеку и похлопала Максима по плечу. Мы сели за стол. Он был таким длинным! Мария и Максим вновь сели напротив друг друга. Их разделяло множество тарелок с едой. Я села снова между ними. На моей тарелке была странная еда. Но еще более странно выглядело количество столовых приборов. Я не знала, какой именно выбрать. Это смутило меня.

– Таня, – обратилась ко мне тетя. – Что-то не так?

– Я не знаю, чем есть, – тихо и робко проговорила я.

– Ты просто не помнишь этого. Завтра с тобой позанимаются, а пока ешь тем, чем тебе удобно, – вежливо ответила Мария и улыбнулась мне.

– В каком смысле позанимаются? – спросил за меня Максим, который вновь смерил свою мать ненавистным взглядом.

– В прямом смысле. Завтра у Тани французский язык. Ну, еще попрошу учителя рассказать ей про сервировку стола.

– Скажи, пожалуйста, зачем ей твой французский язык? – сквозь зубы спросил двоюродный брат. – Хочешь сделать из племянницы благородную девицу?

– Да.

– Я ничего плохого не вижу в этом, – решила я как-то помешать их враждебному разговору. – Будет очень хорошо, если я буду знать французский.

– Пожалуйста! – с довольным видом произнесла Мария, которая, видимо, окончательно хотела насолить сыну.

– Не удивлюсь, если ты наймешь еще и учителя по танцам! – с сарказмом произнес он и в один глоток осушил бокал вина. – Я вообще не понимаю, зачем все это образование!

– Для развития. На мой взгляд, существование человека состоит именно в саморазвитии, – ровным тоном отвечала ему Мария, но я заметила, как тряслись ее руки. Она достала из кармана своего пиджака пачку сигарет и закурила. – И давай не будем это отрицать. В итоге я всегда оказываюсь права!

– Да? Думаешь, в саморазвитии состоит существование? Тогда почему правительство не дает такую возможность всем людям, а? Я считаю это просто несправедливым. Говорите все тут, что развитие человечества – это главное! Но как оно будет развиваться, если большая часть людей не принадлежит к той социальной лестнице, на которую вы себя поставили? Если уж и говорить об этом, то стоит начать разговор с равноправия. Пока не будет его, не будет на всем материке развития, образования! – Максим весь пылал, горел. Каждое свое слово он четко выговаривал, чтобы его услышали. – К черту ваше образование! Лучше пахать на полях, чем жить среди всей этой аристократии!

– Вот как ты заговорил! – мать его не выдержала, потушила сигарету и встала из-за стола. Она решительно направилась к сыну. Она стояла перед ним, потом посмотрела на меня. – Спасибо за приятный вечер, Макс! – бросила она и вышла из столовой. После всей этой сцены я так и не притронулась к еде.

Максим как пьяный добрался до своей комнаты, открывая свою дверь, пожелал мне спокойной ночи и оставил меня одну в этом длинном коридоре. Я хотела уже было войти в свою комнату и рухнуть на кровать, но потом я решила пойти к Эдгару, который занимал второе место в списке людей, которым я доверяла. И все-таки он очень многое сделал для меня, я не могла ему не верить. Я сначала постучала в дверь, а потом он крикнул, чтобы я заходила. Он пил чай и читал какую-то книгу. Я села напротив него.

– Ну-с, Татьяна, что скажите? – с доброй улыбкой обратился он ко мне. Я улыбнулась ему в ответ. – Хочешь чай? Не откажешься же ты составить старику компанию!

– Вовсе ты не старик, Эдгар, – возразила ему я. – Но от чая я не откажусь. Я не поужинала сегодня, – я устало откинулась на спинку кресла.

– Снова тошнило? – спросил Эдгар после того, как вежливо попросил одну из медсестер принести мне кружку чая. – Если проблема в этом, я могу дать тебе лекарство…

– Нет, дело совсем не в этом. Скажи, Максим и Мария всегда так ведут себя? Уж ты-то точно знаешь, а я нет. Моя голова ужасно подводит меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Они ненавидят друг друга. Это довольно странно, учитывая, что они мать и сын. Сегодня они спорили за ужином. Толковали друг другу об образовании, равноправии, развитии общества. Они ни в чем не могут найти компромисс. Они не могут находиться вместе.

– Это с недавних пор у них так отношения слаживаются, – тяжело вздохнул врач. – До двенадцати лет Максим во всем соглашался с родителями, слушался, молча сносил всякую обиду. Потом он уехал учиться в гимназию. К шестнадцати он стал Дежурным. Его отправили работать в город. Я не видел его два года, и вот он, наконец, снова приехал домой. Он стал более мужественным за эти года, стал сильнее, увереннее в себе. Может, поэтому он так стал общаться с матерью? Кто знает!