Юлия Рожкова - Главный козырь

– Тебе сколько лет, Егор? – продолжал Леонтий Иванович.

Я колупнул нос:

– Тринадцать.

– И моему Валерке тринадцать, – обрадовался Леонтий. – Ладно, беги, сосед, – он хлопнул меня по плечу.

Приближалось 1 сентября. Я ждал и боялся этого. Ждал, потому что мне уже хотелось в школу – надоел бесконечный ремонт, хотелось пообщаться со сверстниками, такими же мальчишками, как я. И боялся того, как меня эти мальчишки примут. Соседского Валерку видел пару раз, но мы с ним не разговаривали. То 1 сентября запомнилось мне какой-то неестественной торжественностью. Я очень стеснялся в глупом синем костюмчике и с идиотским букетом метровых гладиолусов. Было так стыдно. Мать хотела пойти меня провожать, но я разорался – мне тринадцать лет, а не пять, и все такое. Разорался, но трусил ужасно. В лифте столкнулся с соседским Валеркой. Он был одет чистенько, но я презрительно покосился на его уже совершенно не модные, прямо-таки лоховские джинсы. Но впрочем, я ничего против не имел – двое все-таки не один. К тому же выяснилось, что учиться мы будем в одном классе. Не восторг, конечно, но с другой стороны, на его прямо-таки провинциальном фоне я выглядел суперменом. Даже свои гладиолусы, которые выглядели по-королевски против его чахленьких астр, нес гордо.

Нам с Валеркой досталась одна парта, чуть ли не первая, поскольку элитные места на галерке давно уже заняли старожилы. Правда, новичков было довольно много – из тех же новостроек. В общем, все прошло довольно сносно. Но в последующие недели стало твориться что-то невообразимое. Валерка в своих старых джинсах и стоптанных кроссовках постепенно завоевывал авторитет среди ребят. Он не только мог за себя постоять, поскольку дрался не просто хорошо, а как-то бесшабашно-отчаянно, он был прекрасным рассказчиком. Его мать умерла, и Валерка с отцом-военным объездил полстраны. Впечатлениями он делился охотно, приукрашивая рассказы неожиданными подробностями. А чувство юмора? Господи, Валерка мог рассказать любой сто раз слышанный бородатый анекдот так, что все просто лежали и писали кипятком. И при этом делал такое наивное лицо – мол, чего это вы ржете, я даже не понимаю. Именно тогда, в школе, чуть ли не с первого дня, когда учителя записывали в классные журналы не только имена, но и отчества с фамилиями, к Валерке намертво приклеилось прозвище – Валет.

Валерка учился хорошо, даже с каким-то рвением и прилежанием. Мне, да и не только мне, было непонятно почему. Тринадцать лет. Чего там, такие крутые парни. Мы уже говорили не только о том, у кого какая будет тачка, у кого сколько зарабатывает отец, да какой мобильник или там компьютер круче. Уже тогда мы, мальчишки, начали с интересом поглядывать на девочек, многие из которых ходили в школу в коротеньких юбочках из модного вельвета и блузках, под которыми угадывались очертания бюстгальтеров. Какие там оценки, тройки-пятерки. Да и вообще, в нашей мальчишеской среде считалось чуть ли неприлично быть отличником, что сразу переводило тебя из разряда крутых парней в слюнтяи-ботаники. Но Валет был исключением из правил. Он заставил себя уважать, заставил признать свои пятерки. Если что, мог и врезать. Впрочем, он никогда не отказывался поучаствовать в полулегальных забавах – подраться с этими наглыми пижонами из 7«Б», полистать порнографический журнальчик в раздевалке перед физкультурой, выкурить сигаретку из украденной мной у отца пачки. И все-таки что-то было с Вальтом не так. Конечно, парень он был что надо – отчаянный и все такое. Но слишком часто приходил он в школу с синяками, фингалами, а однажды даже в гипсе – сломал левую руку. На все вопросы Валерка хмурился, отмалчивался или так – упал, мол и подрался. Упал, ха-ха. Учителя грозились поговорить с его отцом, но тянули, поскольку учился он хорошо, а для них ведь что главное, а… да что там. И только я один знал в чем дело.

Его отец, тот самый Леонтий Иванович, крепко пил. Ну вроде пил и пил – мой батяня тоже пил, и что из того. Но мой батяня был успешен, а Леонтий, приехав в Москву, ушел на гражданку. Однако, на этой самой гражданке тепленького местечка ему никто не приготовил. Да и кто позовет к столу, если все посадочные места уже заняты. И вот Леонтий, привыкший все вопросы решать с позиции силы, облажался. Ну, типа, против лома нет приема. Против лома-то, конечно, нет приема, если нет в кармане танка. То есть нашлась другая сила, где грубая работа героя-военного с большими звездами на погонах просто не прокатила. Вот такой вот полный звездец. Обломался Леонтий и сломался. Ну и вымещал свою мужскую несостоятельность в финансовых, конечно, вопросах, на сыне. Может Леонтий и был солдафон, но он был далеко не дурак, и видел, во что одеты другие дети, на каких машинах ездят их отцы, в каких шубах матери ходят на родительские собрания. А у Валерки даже паршивого компьютера не было.