Александр Сафронов - Гуд, но не очень. Сборник рассказов

– Вы что офонарели? Откуда такая цена?!

Николай Федосеевич молча, свернул шланги своего «говновоза» и уехал,

справедливо полагая, что тяжкий дух супа харчо и фетучини с ветчиной и грибами, уже побывавших в желудках офисных тружеников, не убиенный аргумент против скупердяйства.

И действительно, когда через пару часов он вернулся в офисный центр, дядя в дорогом пиджаке, а теперь ещё и с красными глазами, стал сговорчивее. И когда Николай Федосеевич сообщил, что цена услуги возросла в полтора раза, он торопливо закивал в знак согласия. А его красные глаза выражали надежду, что процесс отсасывания котлет по-киевски и ризотто с курицей, перешедших в иное состояние, больше не будет откладываться.

2.

По случаю окончания рабочего дня Николай Федосеевич был чуть навеселе, когда пришёл домой. Нельзя сказать, чтобы он «этим делом» злоупотреблял, хотя тут зависит, с чем сравнивать. Если с премьер– министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, который по слухам, в течение дня выпивал бутылку армянского коньяка, то Лекарев весьма умеренно употреблял спиртные напитки. А если с коллегами по бизнесу, то Николая Федосеевича можно было записать в трезвенники.

Дозировка приёма горячительных напитков мужем не являлась откровением для Элеоноры Сергеевны, и соответственно не могла служить причиной насупленных бровей, и Николай Федосеевич поинтересовался у жены:

– Ты чего такая?

– Какая «такая»?!

Лекарев, как мог, передал выражение лица супруги. Гротеск пародии усиливали не прополотые кусты бровей самого Николая Федосеевича, и Элеонора раздражённо бросила на стол полотенце:

– Тебе всё смешки! А твой сын совершенно не желает учиться!

Николай Федосеевич сомневался, что его сын когда-нибудь возглавит национальную Академию наук, но и не мечтал, чтобы Слава продолжил дело отца, поэтому сказал:

– Я поговорю с ним.

Жена смягчила формулировки:

– Вообще, у него только по физике… не очень. Ну, и по математике… Мальчик, видимо, гуманитарий.

– Это поправимо.

– Учителя говорят, что он очень способный! Светлая голова…

– Умная голова, да дураку досталась.

– У мальчика переходный возраст.

– У некоторых переходный возраст плавно переходит в климакс.

– Я надеюсь, что ты обойдёшься без рукоприкладства!

– Неужели, я похож на человека, способного врезать подзатыльник нашему мальчику?

Ответ на вопрос Николая Федосеевича был однозначен, как в случае с восьмидесятипятилетней старухой, подкрасившей себе губы, и приступившей к осаде сиделки:

– Как я теперь выгляжу?

Но Элеонора Сергеевна почла за лучшее не усугублять педагогические устремления мужа, и только пожала плечами.

А Николай Федосеевич, так и не поведал жене, что вчера «их мальчик», окутанный как ёжик туманом, сигаретным дымом, огрёб полновесного «лёща». Нежданная встреча Лекарева– старшего с сыном случилась в дальнем углу двора, за гаражами.

3.

Утром. Николай Федосеевич с удивлением посмотрел на сына:

– Ты куда-то собираешься?

– Так, ведь… в школу.

– На фига?

– Учиться…

– Зачем тебе эта нервотрёпка? Физика, математика… Опять закуришь.

– Я больше не буду курить.

– Это я к слову. Я тебе о другом говорю. Ты подумай: десять классов образования. Десять лет! Годы, потраченные в пустую! За глаза, хватило бы и половины! А у тебя, уже почти шесть классов!

– И … что делать?

– У меня коллега по бизнесу заболел. – Николай Федосеевич, обозначая диагноз, щёлкнул себя по горлу. – Заменишь его. Только вот это одень.

Отец протянул сыну синие треники с вытянутыми коленками и потрёпанную рубашку.

Слава взял вещи и посмотрел на отца, словно желая удостовериться, шутит он или говорит серьёзно. Но манера Николая Федосеевича объясняться, как обычно, не позволяла этого сделать, а сейчас ещё, и не оставляла собеседнику никакого выбора.

В тот день, в душе Славы Лекарева, гуманитарий подвинулся, уступая место технарю. Слава взглянул на человека глазами конструктора. Он был потрясён, насколько не совершенен, не эффективен и не доработан этот механизм. Трудно найти другое устройство, пусть это будет самый допотопный двигатель, который пожирая такую прорву топлива, так небрежно сжигал его, словно собираясь засыпать всё вокруг сажей и перемазать копотью.

Но эти технические расчёты стали возникать в голове Славы уже потом, через неделю, когда смрад болот из «недогоревшего топлива», стал потихоньку отпускать.