Алёна Дождева - Вокруг любви. Рассказы

Мелодичный восточный мотив из его мобильного прервал разговор. Он мельком взглянул на экран и засуетился:

– Я бегу-бегу…

Положил на стол тысячную купюру и сказал:

– Угостись чем-нибудь. Пока-пока.

Рина пожала ему руку и осталась, допивать кофе. В голове крутились воспоминания. Она спрашивала себя, где та девочка, что радостно смотрит со старых фото-графий, расклеенных по кабине, где та женщина, что упи-валась свободой, когда села за руль своего первого грузовичка и начала зарабатывать больше мамы в десятки раз, где то ощущение, что все по плечу?

Прохожие спешили на работу, учёбу, встречи, она наблюдала за ними и думала, что спешит она из города в город, но ни в одном из них её ведь никто не ждёт. Ждут груз, но не её. Кому она нужна?

Где-то там в Подмосковье есть мама – она всегда ждёт, но в сезон Рина в лучшем случае успевала заехать на обед, если проезжала днём мимо. Детей и мужей у неё не заве-лось, как у одноклассниц, которые не раз говорили, что у неё проблемы с женственностью.

Но откуда её брать, где ей учат? Дальнобойщики да гаишники – плохие учителя в этом деле. А дома… Когда парализовало бабушку, мама могла лишь плакать, а Рина ухаживала за обеими: кормила, мыла, купала, давала лекарства. Сначала забросила учёбу, после смерти бабушки уехала автостопом в Магадан. Вернувшись, поступила в путягу и с боем получила корочки водителя грузового транспорта. Работала на дядю, на старом грязном Камазе, пока не продала бабушкину дачу и не купила газель. Частный извоз стал для неё специальностью.

Ей на минуту показалось, что теперь в ней нет того огня, уверенности, что она сможет всё решить. Она завидовала себе той, что сбегала ночью на свидания по сказочному Питеру в объятья почти к незнакомому человеку, что проехала через всю страну на перекладных и вернулась.

Если бы она умела плакать, то рыдала бы, наверное, каждую ночь.

За окном промелькнула высокая худощавая фигура. «Точь-в-точь как он», – подумала Арина, когда поняла, что обозналась. Вот только он вряд ли остался таким же. Всё меняется.

Времени было достаточно, но ей не хотелось оставаться здесь. Она поспешила к машине и проспала все три часа погрузки. Её ожидала ночная дорога.

Но на этот раз сон не вылечил её душу, как бывало. Мысли всё теми же черными камнями стучали по вискам. Она ехала, выключив сибишку *и радио, в полном одино-честве.

Закрыла глаза, открыла, а мир не изменился. Он даже не думал меняться. Казалось, он застыл, надел на себя маску безучастия. Все та же дорога, всё та же машина и всё-то же плюшевое солнышко на стекле.

Дума о том, что счастье где-то рядом, за поворотом никогда раньше не посещала её больную голову, видимо, потому что на трассе нет крутых поворотов. Она привыкла так жить. Но если выходить в город, если заглядывать в легковые машины с детскими креслами, что-то ойкало, и привычка становилась в тягость.

В глазах стояли слезы. Мир начал меняться. Он расплылся, и соленые капли поползли по щекам. В этом мире что-то изменилось. Фонари ближайшей деревни превратились в звезды, а губы дрожали и впитывали в себя соль.

Она приняла решение, ведь она сильная. Мир для неё не похож на набор шаблонов. Он изменился для неё. И не важно, чем закончиться эта дорога, ведь сейчас она имеет то, о чем мечтала – свободу. А счастье есть только у тех, кто его отпускает в путь.

___________

*Сибишка – автомобильная рация, которые испо-льзуют дальнобойщики.

Саша споткнулась о табуретку правой ногой и больно ударилась лодыжкой. Несчастная трехногая мебель с грохотом упала и развалилась на четыре части. Теперь ножки и сиденье, покрытое пятнистой мягкой накидкой, зажили каждая своей жизнью. Саша ещё помнила, как мама, будучи жива, шила на табуреты эти накидки, выкроив их из старого плюшевого халата, извлечённого из обитого железом бабушкиного сундука. Она бережно стирала их руками перед каждой Пасхой. Это было ещё до того, как она попала в больницу первый раз. Из тех трёх табуретов остался один и тот развалился от сашиной неуклюжести.

Он был единственным предметом мебели в её кухне, который напоминал ей детство и маму, вечно сидевшую на нем за едой. И его, наверное, давно стоило выкинуть, но не хватало смелости и наглости.

Девушка почесала ногу и разрыдалась. Причин для истерики у неё не было, а плакать очень хотелось, поэтому боль и сломанный табурет помогли. На шум и крик прибежал кот. Её большой, кастрированный рыжий Бегемотище с маленьким белым пятном на шее.