Марат Валеев - Вспомнить ВСО. Мини-мемуары и рассказы

В роте с нами служил один здоровенный молдаванин. В нашей казарме часто по самым разным поводам вспыхивали драки. Молдаванин – его так и звали, а не по имени, – в них не участвовал, поскольку боялся убить кого-нибудь. А если хотел кого наказать, то просто «отпускал пиявку» – пальцами правой руки оттягивал здоровенный, как сарделька, безымянный палец на левой и хлестко щелкал им по лбу или затылку провинившегося. Причем, вполсилы. Что могло быть при полновесной «пиявке», он однажды показал, со всей дури хлестнув своей «сарделькой» по перевернутой алюминиевой солдатской миске: на дне ее осталась заметная вмятина.

Как-то Молдаванин заработал у поваров целый котелок подливки с мясом – то ли дров им поколол от нечего делать, то ли тушу говядины разделал в два счета, это уже их дела, – сам все съесть не смог, и решил позабавиться. Дело было во время ужина. Он подозвал к себе одного из близнецов, сидящих за соседним столом:

– Вот полкотелка подливки. Хочешь?

Проглотит поперхнулся слюной и оглянулся на своего старшего брата. Тот не сводил горящих глаз с одуряюще пахнущей посудины. И хотя предложение было сделано только одному, ответили они хором:

– Хочу!!!

– Отдам, – сказал Молдаванин. – Но за пиявку. Пойдет?

Обжора, жадно вдохнув аромат мясной подливки, покорно склонил свою коротко остриженную голову. Молдаванин медленно оттянул свой знаменитый бронебойный палец… И залепил в самую макушку Проглотита такую смачную пиявку, что по всей столовой пошел звон, а мы в очередной раз убедились, что голова эта – совершенно пустая. Проглотит рухнул на стол лицом вниз.

– Крякнул! – прокатилось по солдатской столовой. Молдаванин» испугался и стал тыкать той же «сарделькой» в шею потерявшему сознание братцу:

– Эй, ты это чего, а? А ну вставай!

Но Проглотит уже пришел в себя. Он осторожно ощупал голову и неожиданно попросил первого, кто оказался напротив – это был Молдаванин:

– Погляди, у меня там дырки нет?

– Дырки-то не-е-т, – раздумчиво протянул тот, тщательно рассматривая эту бестолковую голову. – А вот вмятина осталась!

Столовая взорвалась хохотом. А «проглотит» прижал котелок к груди и побрел, пошатываясь, к братцу, который уже испереживался ждать его с ложкой в одной руке и краюхой хлеба – в другой…

Это в других родах войск солдаты живут на всем готовеньком. А в стройбате на питание, обмундирование и прочее надо заработать.

В Петровске для нас фронта работ своевременно подготовлено не было, и солдаты, особенно второго года службы, при получении на руки расчеток с ужасом констатировали рост «кредита» над «дебетом». В части забродили нехорошие настроения. Да и командиров такое положение не устраивало – солдат надо было кормить-одевать, а на какие шиши?

И вы можете мне не верить, но то, о чем я вам поведаю дальше, так и было на самом деле. Построившись побригадно, мы после развода уходили с утра в город – на вольные заработки, шабашить.

Шли на местные предприятия, на станцию, разгружали вагоны с цементом, углем, скелетами животных (на костную муку), продовольствием, работали на элеваторе. После освоения того или иного объема работ «бугры» закрывали наряды и заработанные нами денежки переводились на счет части, а уж оттуда – на наши лицевые счета, после соответствующих вычетов.

Время от времени бригадиры договаривались на шабашку за наличку, часть тогда ни хрена не получала («бугор» же – в нашем отделении это был здоровенный, под два метра хохол Карачевцев, – на утреннем разводе разводил ручищами: «А шо я мог зробыть, роботы не було!»), зато в наших карманах появлялись приятно похрустывающие кредитки. И тогда в часть мы возвращались пьяными, с песнями, кого-то волокли уже под руки.

Но вот на объект привезли необходимые материалы, оборудование, инструменты, и стройка начала набирать обороты. Я снова вооружился «держаком» и маской и с необычайным удовольствием сваривал сетки для армирования фундаментных поддонов, подушек, колонн, замысловатые конструкции из угольников, однотавровых и двутавровых балок по чертежам, представленным мастером – таким же солдатом, как и я, только с сержантскими лычками.

Жизнь наладилась, хоть и достаточно однообразная, зато время летело очень быстро. После того, как наша часть перебралась из костромских лесов в саратовские степи, мне оставалось служить год. И он подходил к концу. В принципе, уже можно ехать домой. Но я поступлю нечестно, если не расскажу еще об одной истории, случившейся в нашей части осенью 1971 года.