Роман Моргунов - Старикам – вечно восходящее солнце

Они вдвоём вышли из-под крыши рынка и Митрич протянул руку, прощаясь:

– Ты завтра отдыхай, Александр Иваныч, не таскайся понапрасну, а вот послезавтра нам быка обещались привезти. Вот тут ты мне будешь нужен с самого утра! Часам к пяти. Тут мы с тобой возьмёмся за дело!

На свете не было такого быка, с которым бы Митрич не справился бы один. По крайней мере, Александр Иванович такого ещё в своей жизни не видел. Но, как и полагается работнику, он взял под козырёк и улыбнулся:

– Во вторник в пять утра я здесь!

– Ну и ладненько!

Митрич чуть ли уже не повернулся уходить, но вдруг прищурился и, присев, стал указывать пальцем:

– Смотри, Александр Иваныч, а непутёвый этот за тобой как собака бежит!

И в самом деле: котёнок как-то пробрался по рынку и сейчас, странно подпрыгивая на задних ногах, бежал к Александру Ивановичу.

– Ну даёт! – поразился Митрич.

– Да, Непутёвый, – поднял его рукой Александр Иванович. Он посадил его на плечо и, помахав Митричу, поплёлся домой, опираясь на палку.

Глава 2. Девочка.

Фонари на улице выключили в полночь – так экономили электричество. Душная майская ночь враз окутала оплетённый деревьями городок. Темнота наполнилась несметным количеством шорохов. Счастливы были те, к кому пришёл сон.

Александр Иванович, к сожалению, не мог себя отнести к таковым. Он вышел из дома по старым, но по-прежнему крепким деревянным ступенькам и упёрся взглядом в звёздное небо. Причмокнув губами, он достал свою палку и с её помощью поковылял на кухню. Кухня представляла собой отдельный дом, гораздо меньше основного четырёхкомнатного красавца, построенного ещё до войны. Вообще, стоит сказать, что когда Александр Иванович говорил «мой дом», то имел в виду не только четыре комнаты с ванной и туалетом, но и два небольших дворика (во внешнем, ближе к улице, росла черёмуха и стоял забор; во внутреннем располагались диван и стол, над которыми вился виноград, на земле ближе к соседям росли розы, а кроме того, из этого дворика можно было попасть на огород и на кухню), собственно кухня с привыкавшем к ней чуланчиком и огород, в котором так и стояли уже никому не нужные кролятник и сеновал. Всё это уже старело вместе с Александром Ивановичем, ветшало и сыпалось. Кое-что удавалось починить, а в совсем редких случаях и заменить, но общей картины это не спасало: дом в понимании Александра Ивановича рушился и исчезал.

На кухне Александр Иванович, не зажигая света, включил электрический чайник, насыпал в свою чашку чай и шумно набрал в грудь воздуха. Он улыбнулся, потому что даже на кухне чувствовался тот упоительный аромат бархатной южной ночи, что составляет её тайну и очарование. Оставив палку, он дошёл до холодильника, взял ещё неоткрытую пачку масла, нашёл на столе нож и, остановившись, тяжело вздохнул. Почесал затылок и, оставив нож и завернув масло в упаковку, вернул его в холодильник: хлеб, который он купил по пути домой, он оставил в доме, на подоконнике. Идти обратно не хотелось, поэтому Александр Иванович залил кипятком заварку в чашке и, вновь опираясь на палку, добрался до дивана. Здесь он удобно устроился, сетуя про себя на то, что оставил хлеб на подоконнике, а не занёс его на кухню.

Ночь очаровывала.

Александр Иванович пил чай и наслаждался всем вокруг: звёздами, ароматами, звуками. Он знал, как в предрассветный час будет светлеть небо, как закричат петухи и загорланят невидимые голуби. Здесь не было от него секретов, потому что всё было ему известно, привычно и доставляло удовольствие. Особое удовольствие доставляло ему то, что вчера принесли пенсию. Теперь Александр Иванович чувствовал себя довольно обеспеченным человеком и даже размышлял, не нанять ли рабочих, чтобы починили крышу или побелили дом. А может, надо бы поставить новый забор? Повыше и попрочнее?

Сидя в кресле, под которым прятались завёрнутые в старый платок жены деньги (всё точь-в-точь как делала она), Александр Иванович ломал себе голову, как бы поступила она на его месте, но её не было, и старику надо было делать выбор самому.

Допив чай, он отправился на кухню ставить чашку. На обратном пути, остановившись в дверном проходе, Александр Иванович тут же понял: в огороде был человек.

Вряд ли можно объяснить, как он это понял, но человек там точно был. Александр Иванович чувствовал движение в темноте, шуршание растений от соприкосновения с человеком и, наверное, что-то ещё такое необычное, что осталось в нём со времён войны, когда чувствуешь не просто человека, а своего врага. Это было настолько необычно, настолько нарушало весь привычный и предсказуемый ход жизни, что стоило растеряться или задуматься, но Александр Иванович почему-то сразу вспомнил, что за дверью кухни в старый порванный плащ спрятано его охотничье ружьё. Бесшумно он достал старый плащ и высвободил ружьё. Проверил патроны – на месте, стреляй хоть сейчас.