Вера Мосова - У изголовья прошлых лет

Женька выдвинула один из маленьких верхних ящичков комода и обнаружила в нём потёртую дерматиновую папку на завязках. Она не удержалась от соблазна заглянуть внутрь. Толстая потрёпанная тетрадь, исписанная размашистым почерком, пожелтевшие листочки со стихами и рисунками да несколько давних фото, качество которых оставляло желать лучшего. Снимки явно очень старые. Скорее всего, это примерно середина двадцатого века, а то и раньше. На обратной стороне некоторых из них стоят даты. Женька взяла наиболее чёткий снимок. На нём была запечатлена молодая женщина с ребёнком. Видно, что к съёмке та тщательно готовилась. Её волосы аккуратно поделены на пробор и уложены в два ровных валика, из-под которых струятся крупные локоны до плеч. Тёмное платье в белый горошек – вероятно, крепдешиновое – украшено изящным белым воротничком. На коленях женщина держит маленькую девочку примерно годовалого возраста. На малышке светлое пышное платьице, из-под которого видны толстенькие ножки в забавных вязаных башмачках. Женька повертела фото в руках и обнаружила на обратной стороне витиеватую надпись, сделанную фиолетовыми чернилами: «1947 год». Скорее всего, это и есть прабабушка Женя, Евгения Петровна, а малышка – её дочь, то есть, бабушка Маша.

Женька отложила фото в сторонку и взяла первый попавшийся листок. Тем же размашистым почерком на нём было написано:

Неожиданно раздался мамин голос:

– Чем ты тут занимаешься? Я ушла с работы пораньше, чтоб тебе помочь, а ты, я смотрю, не спешишь с уборкой.

– Да вот, выдвинула ящик, а тут так много интересного, что я не могу оторваться. Чьи это стихи, ты не знаешь? – Женька протянула матери листок.

– Догадываюсь. Скорее всего, это бабушки Жени. Твоей прабабки. Она у нас была очень занятной личностью.

– А на этом фото она? – Женька протянула матери снимок женщины с маленькой девочкой.

– Она. И мама моя. У меня где-то есть похожая фотография, на ней мама держит на коленях меня, вот такую же малявку. А ты, часом, не беременна?

– Мам, что за странный переход от семейных фотографий к беременности? – удивилась Женька.

– Понимаешь, у нас над семьёй довлеет какой-то злой рок. Во-первых, всегда рождаются только девочки, а во-вторых, все они растут без отцов.

– Если ты боишься, что, расставшись с Игорем, я стану матерью-одиночкой, то отвечаю тебе – нет! Я не беременна!

– Ну и ладно! Всё ещё впереди.

– Неужели ты на полном серьёзе веришь в какой-то рок? – удивилась Женька.

– Не верила прежде. Твоя бабушка говорила мне об этом, а я только смеялась, ведь вышла же я замуж за твоего отца, и жили мы очень счастливо. А потом… В общем, когда его не стало, я почти поверила. И теперь боюсь, как бы и тебе та же участь не выпала. Непросто это – растить ребёнка без отца.

Женька подошла к матери и обняла её. Так, обнявшись, они постояли немного.

– Давай-ка за работу приниматься! – скомандовала мать. – Я пойду на кухню, а ты комнатой займись. Обрежь сухие листья с пальмы, а оставшиеся протри влажной тряпкой, потом окно помой. А между дел подумай, нужна ли тебе эта полуживая экзотика. Может, отдать её кому-нибудь?

– Нет! – твёрдо сказала Женька. – Чем она плоха? Пусть стоит. Сейчас я её реанимирую, будет память о бабушке.

– Как знаешь, – пожала плечами мать и принялась за работу.

Александра Сергеевна Туманова, при всей её мягкости и сдержанности, была человеком целеустремлённым и всегда старалась довести всё до логического конца. Ни одно начатое дело она не бросала на полпути. Работая в школьной библиотеке, ещё вела часы рисования в начальных классах. Художественный дар Женька получила от неё, как, впрочем, и внешность. В свои сорок восемь лет мама выглядела довольно моложаво: правильной формы лицо, мягко очерченные губы, проникновенный взгляд глубоких голубых глаз. Довершали образ гладко зачёсанные волосы, обычно собранные в узел на затылке. А ещё безупречная для её возраста фигура и лёгкая походка. С Женькой они были примерно одного роста, обе высокие и стройные. Когда шли рядом, то нередко ловили на себе заинтересованные взгляды прохожих. Для Женьки Александра Сергеевна была не только мамой, но и добрым другом. Она никогда не ругала дочь за проступки, но обязательно обсуждала с ней все проблемы, мягко и доходчиво давая понять, в чём та была не права. И этого было достаточно. Вот и сейчас, в ситуации с Игорем, она держала нейтралитет, не лезла в душу, но, конечно же, глубоко переживала за свою девочку.