Юлия Сыроватская - Разные люди. Сборник прозы и стихов

– Почему колючие? Вовсе не колючие, а вкусные. Ты весной щи ела, так они из крапивы были.

Наташка настораживается, высовывает язык как можно дальше, бежит в дом к зеркалу и пытается что-то рассмотреть: – Вовсе он не красный и не чешется, – говорит она, вернувшись. – Ты обманул меня деда, они не из крапивы были.

Дед тихонько посмеивается в усы и продолжает своё дело.

– Деда, а зачем тебе так много веников – двор мести?

– С этими вениками я буду в баню ходить: мыться, париться, чтобы чище быть.

– А ты что совсем грязный, если вениками будешь чистить себя. – Наташка делает большие круглые глаза.

Совсем! – сокрушённо говорит дед и подмигивает девчушке.

– Бедный деда! – Наташка искренне жалеет старика.

– Деда, раз ты такой грязный, почему ты раньше веники не делал?

– Почему не делал? Делал!

– И мылся ими?

– Мылся!

– И остался такой же грязный? – Наташка недоверчиво смотрит на старика, хочет подойти к нему, но что-то удерживает её. – Деда, ты, наверно, веники делать не умеешь! Я пойду у бабушки спрошу, как их делать и расскажу тебе. Нельзя же такому грязному ходить. Тебя ругать будут!

Наташка поодаль присела на корточки и сокрушённо покачала головой:

– Бедный деда, такой старый, а веники делать не умеет!

Дед не ожидал такого поворота в разговоре. В нём взыграла уязвлённая гордость, и, погорячившись, он сказал в сердцах:

– Зачем у бабушки спрашивать, эта бабушка только щи умеет варить. А я, если хочешь знать, на этих вениках «собаку съел»!

Только сейчас Наташка замечает, что нигде нет дворового Тузика. Она тихонько привстаёт с корточек и медленно – медленно, на цыпочках пробирается на крылечко. В сенях она уже во весь опор бежит на кухню к бабушке, а баретки её громко стучат по дощатому полу. Добравшись до бабушкиной юбки, она зарывается в неё с головой, и уже оттуда, голосом, полным ужаса, сообщает старушке страшную новость:

– Баба, баба! Дед нашего Тузика съел!

Сказала и расплакалась.

Уже час сижу за письменным столом. Работа не клеится. Пытаюсь думать на тему, а в голове мечты о море, о пляже, о белых пароходах. Тут подходит ко мне мой рыжий котище и начинает жаловаться на то, как ему кушать хочется:

– Смотри, лапы едва ходят. Кушать, кушать давай! Миска моя совсем пуста. – Завывает Рыжий себе в усы и смотрит на меня ясными широко открытыми глазами.

Есть, конечно, дать надо, но уж больно удобный момент, чтобы поговорить с ним за жизнь. На сытый желудок вряд ли он будет разговаривать. На сытый желудок он спать завалится. А тут как в помощь вдруг налетел шквал. Тучи обложили всё небо, загрохотал гром и полил дождь.

Рыжий боится грома. От его раскатов он жмётся к моим ногам, прячется за ними и становится особенно разговорчивым.

– Как дела, Рыжий? – спрашиваю я, чтобы начать разговор.

– Есть хочется, – отвечает Рыжий и вздрагивает от очередного громыхания.

– Так ты сыт, пожалуй, – говорю я.

– Какой там! Живот весь подвело. Сам сходи, посмотри, миска моя с утра пустая стоит, – прибедняется хитрюга.

– Так она с самого утра полная стояла. Ты же всё и съел.

– Мааало!

Да, врёшь ты всё. Посмотри в зеркало, какой ты толстый, – говорю я укоризненно, – на шкаф уже давно не прыгаешь. И не допрыгнешь от обжорства.

Кот щурится, отворачивается, обходит мои ноги по кругу и говорит:

– Это от того, что я уже старый. В моём возрасте не положено по шкафам прыгать.

– А тряпку у порога поганить положено? – говорю я строго.

Рыжий сразу даёт задний ход: поглубже под кресло, и, уже оттуда огрызается:

– А ты стирай её почаще.

– Вот я сейчас тебя! – грожу ему пальцем. Рыжий шипит и машет на меня лапой.

– А по ночам, кто мне спать не даёт? Чуть у тебя бессонница, так и меня будишь. Вот тогда ты разговорчивый – не остановить.

– Сам не молоденький. Сам по ночам вскакиваешь и бродишь от окна к окну, – парирует Рыжий.

– Верно, не молоденький. Правильно говоришь: и у меня бессонница. Так чего ж ты меня будишь, когда я, наконец, засыпаю!?

– Ты засыпаешь, я просыпаюсь…, – отговаривается кот.

– Дождёшься у меня, я тебя веником поколочу.

Кот прижимает уши и шипит ещё громче. Для него страшнее веника на свете ничего нет.

Был как-то у меня старый веник. Хватил я им Рыжего по спине за дело, так веник от дряхлости и развалился, когда я только выцеливал рыжую спину. С тех пор он всё мне поминает, как я об него такого маленького и несчастного здоровенный веник сломал: мол, совсем с ума сошёл, старый фантазёр!