Тут снова зазвонил телефон:
– Что, что приключилось? Отвечайте же, не молчите. – Женщина в трубке сказала это почему-то с сильнейшим английским акцентом.
– Агафья Тихоновна в кремль неудачно сходила, – сквозь сон сказал Иван Иванович и, добавив свою присказку: боже ж ты мой, взял и повесил трубку.
Теперь сон унёс Ивана Ивановича в далёкую Америку, но и там была Агафья Тихоновна. Она сидела в белом доме, пила чай из самовара и управляла американцами, а дядюшка Том был у неё камердинером и первым министром.
Деревянная армия не рискнула переплыть море, а сыщиков всех переловили на границе, судили и выслали домой на родину, только самый главный сыщик успел вовремя кинуть своё воинство и вплавь добраться до родных берегов.
Но тут американские сыщики задались вопросом: а кто такая Агафья Тихоновна и почему она управляет Америкой. Стали они выяснять и разнюхали, что у Агафьи Тихоновны нет американского паспорта, и решили тогда они выслать Агафью Тихоновну на северный полюс. Долго совещались американские сыщики, но так и не смогли решить: кому принадлежит этот самый северный полюс. А Агафья Тихоновна всё это время сидела в тюрьме и пила чай. Наконец её выпустили и выслали назад на заливные луга, где она стала бегать от куста к кусту и прятаться. А Иван Иванович всё это видел и парил над ней уже в чине архангела.
Тут раздался четвёртый телефонный звонок. Женщина в трубке рыдала и вопрошала к Ивану Ивановичу:
– Что же теперь будет, боже ж ты мой?
– Она сбежала в Америку, но её уже выслали, – пояснил Иван Иванович и первый раз, прежде чем повесить трубку, не сказал своей присказки.
Иван Иванович снова парил над заливным лугом, но Агафья Тихоновна исчезла, и, как бы высоко не взлетал Иван Иванович, её нигде не было видно. Тут снова раздался звонок. На этот раз звонили в дверь. Иван Иванович встал и отпер замок. На пороге стояла сама Агафья Тихоновна.
– Любезный Иван Иванович, дай мне схорониться у тебя до утра. Меня в дурдом хотят поместить. А с твоей помощью я их всех оставлю с носом. – Агафья Тихоновна молитвенно сложила руки на груди.
Иван Иванович впустил женщину, суетливо выглянул в коридор и тихо затворил дверь.
В кровати Агафья Тихоновна лежала смирно и больше не безобразничала, так что Иван Иванович вскорости и заснул.
Проснулся он, когда солнце уже поднялось над крышами домов. Агафьи Тихоновны нигде не было, но Иван Иванович даже не удивился.
– Видимо, так надо, – подумал он.
Снова позвонили в дверь. В приподнятом настроении Иван Иванович отомкнул замок. На пороге стояли министр обороны, министр внутренних дел, американские сыщики и два ангела в ослепительно белых одеждах с долгополым одеянием для самого Ивана Ивановича. Все кинулись крутить Ивану Ивановичу руки, но он ловко захлопнул дверь перед самым их носом.
Тут Иван Иванович проснулся окончательно. Всё так же по-доброму светило солнце, и воробьи прыгали по подоконнику. Иван Иванович ущипнул себя за бок и был рад разлившейся боли:
– Всё, больше не сплю. Какая ужасная ночь. – Подумал он и залпом выпил стакан воды.
Потом он прошествовал на кухню и соорудил себе расчудесную яичницу с ветчиной и гренками.
Солнце яркими снопами света било в кухонное окно, запахи от яичницы забиралась в ноздри, от ночного кошмара остались только смутные воспоминания, жизнь потихоньку брала своё.
Иван Иванович уже сел перед сковородкой готовый накинуться на её содержимое, как вдруг зазвонил телефон. Иван Иванович замялся и всё же не стал снимать трубку.
– В этом мире и так всё хорошо, – подумал он.
30 ноября 2010
Водопроводчик критически посмотрел на обветшалую квартиру и, махнув рукой, не разуваясь, прошёл в санузел. Загремели горшки, банки, загромыхали жестяные поржавевшие вёдра, полетели в сторону пыльные тряпки. Рабочий смачно чихнул и обругал старую бабку:
– Ты, что, мать, своё приданое здесь копишь? Скоро замуж собралась?
Бабка семенила рядом, ахала, охала, переживала за свои банки-склянки и ночные горшки.
– Зачем тебе их сразу три? Ты, поди, и забыла про них – вот, смотри, сколько грязи в твоих жестянках налипло!
– Ничего, милый, придёт время и эти сгодятся, а ты поосторожней: у меня здесь убрано.
– Да, уж вижу. На Первомай в позапрошлом веке ты здесь убиралась.
– А ты, милый, всё равно поаккуратней. Я старая, мне трудно.
– Ну, а гантели тебе зачем, спортсменка? – мастер выудил из пыльного угла две чугунные болванки, махнул рукой и загремел своим инструментом о ржавые водопроводные трубы.
Читать дальше