Сергей Цымбаленко - Сны Виктора Левашева

– Надо немедленно к врачу! – говорю я.

– Оттуда не возвращаются, – отвечает юноша.

Он ведет больного приятеля в ванную, моет, вытирает полотенцем. Мальчика тошнит, несмотря на попытку сдержаться. На полу желчная лужица, как бывает после похмелья, когда в желудке не остается никакой еды.

Ребята уходят, а я понимаю угрозу происходящего. Для больных детей, которые исчезают, попадая к докторам, для себя лично.

Это сон. Я просыпаюсь, но не могу выйти из него, лихорадочно продумывая свои действия: все промыть, дезинфицировать, уничтожить грязные тряпки. Начать журналистское расследование под видом добровольческой помощи врачам… Стоп, зачем, я ведь проснулся у себя в квартире. Но несчастные дети остались там, во сне, без помощи. Если сны – это особая реальность, то я бросил там несчастных детей в трудную минуту, предал. Противно на душе, надо сделать попытку вернуться.

Засыпаю и оказываюсь в редакции. Детально вижу кабинеты, всех коллег. Захожу в комнату, которая служит нам кухней. Здесь газовый котел на ножках, он стоит на полу и сходит с ума – дребезжит и урчит. Да он же сейчас взорвется! Это чья-то диверсия против меня. Но при чем тут другие люди? Срочно прошу всех покинуть помещение, руковожу эвакуацией, а сам опять просыпаюсь. Взрыв прогремит без меня. Успокаиваю волнение тем, что это уж точно сон – в редакции никогда не было газа. На всякий случай поспешил в офис, проверить, как там. Все спокойно. Сотрудники сидят за столами, бродят со скучающим, но спокойным видом.

Вроде не сплю. Нужно воспользоваться этим и осмыслить происходящее. Сделал себе большую кружку кофе. Итак, сны овладевают мной, и то, что происходит в них для меня очень важно. Переживания сильнее, чем при просмотре ужастиков, не говоря про менее драматичную действительность. Я научился покидать сон в минуту опасности, когда сердце готово выпрыгнуть из грудной клетки – это, наверное, хорошо. Не хватает только умереть во сне от инфаркта. Представляю себе, как лежу в одинокой квартире, некому скорую помощь вызвать. В редакции хватились: «Где Левашов? Опять запил?» – «Хуже. Спит». Приходят, взламывают дверь, а я сплю, но уже вечным сном. Так не годится, хорошо, что срабатывает чувство сонного самосохранения. Но что делать с, возможно, дурацкой ответственностью за происходящее? В оставленном мною пространстве-времени – взрывы, пожары, эпидемии, гибнут детки. Возникшие при моем участии и брошенные очаги опасности – это жутко. Стоп, разве я виноват? Сон как кино, к которому я причастен, но он не подчиняется моей воле – вырвавшееся на свободу воображение.

– Эй, старичок, не найдется ли закурить? – спрашивает, глядя мимо меня Димон, которого в газете переделали в Демона Абрамовича из-за постоянно печального и задумчивого состояния.

– Ты же знаешь, что я не курю.

– Ах, да…

Может, он тоже спит, только наяву?

Можно запутаться, где реальность, а где сон. Черно-белая тусклая действительность больше похожа на сон, а сон с яркими картинками и событиями – на реальность. В той реальности со мной происходят серьезные трансформации.

Вот я ворочаюсь с боку на бок, потому что у меня в районе сосков два файла для информации. Я как бы флешка. Моя психика разлагается на несколько составляющих и должна быть переформатирована. Это очень неприятно и, по-моему, небезопасно. Надо просыпаться или менять лингвистический сон. Поворочался – и получилось. Теперь снятся «пустые» слова. в них нет смысли или образа. Как предметы без тени. На основе логического силлогизма вывожу – «слова без тени». Почему-то мучительное ощущение от этих слов. Может, мир теряет смысл? Сначала исчезнет смысл, а потом и сам мир. Я сканирую себя и размещаю в другую реальность сна как в компьютер.

Просыпаюсь от звуковых трелей. Звонит надувной игрушечный телефон. Я поднимаю трубку… Молчание, но я понимаю, что это мама. «Мама, мамочка, это ты? У меня все хорошо, ну почти. А как там?» Тишина. В этот момент я понимаю смысл выражения: «гробовое молчание».

Мама умерла. Светка ушла. Я брошен в пустой квартире на съедение мыслям и воспоминаниям, которые высасывают из меня жизненные силы.

Изо дня в день, или из ночи в ночь, снится, что наш кот Кыс, как маленький ребенок, пытается по-человечески выговорить слова. Иногда получаются даже фразы. Во всяком случае, кот пытается показать, что понимает мою речь. Раньше наяву я часто обращал внимание на его осмысленный взгляд и желание быть понятым. Сидим, бывало, одиноко, смотрим друг на друга, вздыхаем. Заканчивается тем, что кот лезет целоваться в губы. Видимо, привычка от прежних хозяев. Маленьким котенком, Кыс объявился у нашей двери и стал жалобно мяукать. Мама вынесла блюдце с молоком. Котенок стал приходить каждый день, и уже требовал еды. Старушка-соседка, спускаясь по лестнице, укоризненно сказала: «Что же животное мучаете? Эх, хозяева…» Мама хотела оправдаться, но передумала и пустила котенка в квартиру. Он быстро обнюхал все и выбрал себе место на кухонном диванчике. С именем мудрить не стали – просто «Кыс». Если я сердился на него, то звал «Крыс». Кот недовольно отворачивался и переставал реагировать на меня.