― Одна… ― признался кто-то внутри нее, сбросив со счетов стыд и семикилограммового кота.
― Красивая… ― свободной рукой мужик провел по её губам, и они невольно приоткрылись.
Темп сделался быстрей, он коротко рыкнул как злой пёс, и ослабил хватку.
― Спасибо, девочка, выручила, ― глухо хохотнул он и слился с ночью.
Она стояла не в силах пошевелиться.
― Я тебя найду! ― то ли угрозой, то ли спасением прозвучало из темноты, и его глаза сверкнули в свете вылезшей из укрытия луны.
Она подняла сумку с кормом для себя и для кота и быстро зашагала к дому, до которого оставалось перейти сквер.
Ощущение от мужских пальцев держалось на губах, а от члена ― в ладони. Даже большой палец продолжал чувствовать вену.
И почему-то это было приятно…
«А я бы вообще никому про него не сказала! Кому какое дело! Хватит с них мужа Ольги Борисовны! Он был бы только мой…» ― сладко подумала она.
«Ду-ду-ду, я тебя все равно найду!» ― навязчивый речитативчик, сменивший Киплинга, конопатил ее изнутри чем-то очень теплым…
Процедуня
Серёга плеснул воды на раскаленные камни, и из облака пара крякнул:
― Ох, бля-я!!! Бабу бы ещё! А лучше двух! Прикинь, Витёк, сидишь, а они друг дружку наяривают! А потом ты их! О-о-о!
Потный Витёк несогласно мотнул головой в полотенце.
― Не, две нормуль, ты зря, ― впаривал Серёга.
― Уху. Ну их нах! ― ухнул Витёк из своего махрового дупла.
― Ты просто не знаешь, как их готовить, братан! Хочешь, организую?
― Не-е-ет! ― резче замотал головой Витёк, высунув из полотенца серпик бордового уха. ― Я пробовал раз, еле жопу унёс!
Серёга заржал. Деревянная лавка под ним заскрипела с попискиванием.
―Да че ты ржешь, дурак! ― обиделся Витёк. ― Тебе бы так, я б на тебя посмотрел!
― Да как так-то? Они, че, надругались над тобой? ― веселился друг.
Витек надулся и замолчал.
― Ну, лан, те, братан, ― Сергей ткнул друга в плечо, когда вышли из парной отдышаться. ― Давай, поведай! Всё, всё, я не смеюсь!
Витёк влил в себя банку пива, смял ее в ладони и метнул в мусорную корзину, попав точно в центр.
― Трехочковый! Красава! ―оценил Серега.
Довольный Витёк дёрнул за кольцо следующую банку и произнёс, чуть растягивая слова, словно с неохотой:
― Да у нас на районе девка одна была. Дунька. Стра-а-ашная! Толстая, волосёнки жидкие, глазки свинячьи. Но добрая. Жалостливая. Придешь к ней ― ох, Дуняша, нет счастья в этом мире, одна ты меня понимаешь ― она сразу жрачку на стол, бухло, и сама прижимается, по голове гладит и блеет: «Бе-е-едненький». Ну и присунуть ей в этот момент было как два пальца. Чуть потянешь ее к дивану, она сама на спинку брык, окорочка свои раздвинет и только лежит, охает: «Ой, мальчик мой». Имя никогда не называла. Да и понятно ― весь район у нее перебывал. Я б тоже запутался. Она уже и не считалась за трофей, все через неё прошли. Болтали так, по крайней мере. Кликуха у неё была «Процедуня», типа пойти облегчиться…
Нам тогда лет по семнадцать было. Ей чуть больше, девятнадцать, наверно. Когда ей к тридцатнику подкатило, все подружки уже замужем, а на неё, ясный пень, никто не позарился, она стала свои процедуни жалобами разбавлять, ―мол, вот, все ходят, а замуж никто не берёт, и где они, мужики-то. Я пару лет, наверное, у нее не был, со своей разбирался, ну ты знаешь. Когда разбежались, че та мне раз так хуево было, я вспомнил процедуньку. Позвонил. Она вроде даже обрадовалась, но сказала, что сейчас не может, потому как к ней приехали подружки лесбиянки. А у меня вот прям мечта была, с детства, можно сказать, ― посмотреть вживую на это дело, а не в кино, а лучше поучаствовать. Я сказал, что тем более приеду и помчался за шампанским и презами. Еще считал, дурак, сколько взять, ― думал, их там двое, а может, и трое, каждую по разу плюс запас, да вдруг разойдусь, значит, множь на два, а в башке уже картины всякие. Короче, прилетел. Открывается дверь, стоит такой борец сумо, и басом мне: «Я Оксана. Заходи, не ссы!». Втолкнула меня в кухню, и ногой мне табурет под жопу. Шампанское мое с конфетами в угол швырнула как мусор. У них на столе пиво, колбаса ломтями. И главное, их много, пять или шесть, все в майках, подмыхи небритые, потом воняют, рыгают, не стесняясь, и анекдоты травят, такие, что аж я краснею. Меня не замечают, как будто я невидимый. Процедуня в цветастом платье с ними сидит, хихикает. Периодически уходят в комнату по двое-трое, стена трясётся. Я уже сижу, мечтаю, чтобы меня так и не заметили, чтоб забыли вообще, что я тут есть. И вдруг этот борец Оксана пьяным глазом на меня косит и говорит: «Член что ль взять? Мужик вроде крепкий». А Процедуня ей таким добреньким голоском девочки-снегурочки: «Возьми, возьми его, он долго может!» Оксана меня взглядом смерил, и как гаркнет: «В душ пошел! Ща покурим, поработаешь! Харе уши греть!» Слуш, Серёг, я реально чуть не обосрался! Они курить ушли, дверь оставили, я типа в душ и валить! Повезло еще, что они вверх пошли, а я ― кубарем с седьмого этажа. Пока по лестнице летел, слышал, как Процедуня ржала как полковая лошадь. Сука!
Читать дальше