Олег Селедцов - Нет в раю нераспятых. Повести

– Несознательный ты, – укорял агитатор. – Страна таких дел наворотила. Контру буржуйскую раздавила, социализм строит, попам всяким бока намяла, а ты, фронтовик, герой можно сказать войны, орденоносец, а все к попам на поклоны бегаешь. Они тепереча должны тебе кланяться, парень, а не ты им.

Однако Федор Столетов агитатору не покорился, в комсомол не вступил, а продолжал вместе с семьей исправно посещать церковь, соблюдать посты и творить дела милостыни. Отец его на войне не был. Когда в деревню вошли «белые», пробовали они мобилизовать Николая Столетова, да только схоронился он в лесочке, и не потому, что сочувствовал «красным», а потому что не хотелось мужику руки пятнать русской кровью. Красные белых побьют или наоборот, а все одно – кровь и смерть на земле родной. А земля ведь не крови жаждет, а плуга да зернышка. Вот если бы иноземцы на Русь пришли, и нужно было бы за землю свою постоять, не стал бы Николай хорониться. А тут свои против своих. Хватит одного Федьки, что грех братоубийства на себя взвалил, а мы за душу его горемычную будем усердно Бога молить.

Итак, порешил «собор» крестьянский просить архиерея поставить им во священники Николая Столетова. Определились с диаконом и со старостой. Люди хорошие. В заговорах всяких не состоящие. Отправили делегацию в город, да только не скоро пришлось мужичкам домой вернуться. Нет, под арест они не попали, и лихоимцы-бандиты им дорогу не пересекали. Пострадал от лихоимцев товарища Ласкина, попав под арест, правящий архиерей Игнатий. Благо было у Никольских мужиков, где остановиться в городе. Почти два месяца ждали они решения своей участи, пока викарный епископ не рукоположил им отца Николая, а вот диакона из крестьянских кандидатов власти поставить не позволили, назначили своего. Так-то надежнее будет. Да и за то, Слава Богу! Радуйся, деревня-матушка, встречай новый клир. Будет у нас праздник, будет литургия!

Светлогорск. Наше время.

Нет, очевидно, не дождаться Анастасии Ивановне старца Игнатия. Третий час сидит она на скамеечке у соборного храма. Все новые и новые люди приходят святить продукты, а старца все нет. Анастасия Ивановна собралась уж было уходить, как вдруг со стороны ворот донесся шум радостного оживления.

– Что там? – заволновались люди.

– Святая! Святая пришла. Мученица за веру.

При этих словах Анастасия Ивановна встрепенулась. Воображение живо нарисовало образ древней старицы, поддерживаемой под руки старушками в черных, до глаз укутавших чело платках. Но как ни вглядывалась она в приближавшуюся толпу, никакой старицы там не было, а было вот что: женщина лет сорока пяти в окружении казаков, чья грудь сплошной орден, шла чинно, раздавая во все стороны крашенные яички из большой корзины, которую нес за ней убогий паренек.

Из церкви вышел пожилой батюшка. Посмотрел пристально, покачал головой, вздохнул, перекрестился и отвернулся от процессии. Анастасия Ивановна подошла к священнику:

– Благословите, отец Георгий.

– Бог тебя благословит, дочка.

– Батюшка, Вы не знаете, кто это такие-то?

– Святая. И ее апостолы.

– Как святая?

– Очень просто. Есть два пути к святости. Один тернист и труден, и лежит через Голгофу, через крест и страдания. Это путь воскресшего Христа. Отважиться идти по этому пути ой, как трудно. А есть путь иной. Зачем страдать и умирать? Не лучше ли просто осознать, что ты уже свят, что ты уже бог? Вот только кое-кто называет эту дорогу – путем Иуды. Но это мелочь. Не стоит обращать внимание.

Батюшка снова вздохнул и перекрестился.

– Так это самозванка? Почему же ее не выгонят с территории храма?

– За что? Титулов на себя она не возлагает. Молится по православному. Постится все время. А, кроме того, молва народная нарекла ее мученицей за веру. Прогонишь ее – еще больше утвердишь славу страдалицы.

– В чем же ее мученичество, батюшка?

– Пришли как-то к отцу Игорю в Александро-Невскую церковь две женщины, попросились допустить прислуживать в храме. Женщины незнакомые, но одеты хорошо, ведут себя чинно, молитву творят усердно. Допустил. Закончилась утреня, засобирался отец Игорь домой, а женщины эти говорят, мол, Вы не беспокойтесь, мы здесь все приберем, идите себе домой. Отец Игорь сторожу наказал женщин не прогонять, пусть, мол, приберутся. Подсвечники в порядок приведут, полы помоют. Приходит утром рано. Церковь открыта. Спрашивает сторожа как, мол, дела, когда новые послушницы ушли по домам? Тот отвечает, что те, дескать, и не уходили никуда. Всю ночь в храме молились, пели что-то. Заходит отец Игорь в церковь, стоят две новые прислужницы, акафист поют. Подивился иерей. В церкви подметено, правда, подсвечники не все вычищены. Пожурил он их немножко, а тут и прихожане стали сходиться, нужно службу вести. Вечером наказал сторожу ровно в девять часов выпроводить прислужниц и запереть церковь. Приходит утром рано, церковь открыта, в храме не убрано, женщины акафист поют. Он к сторожу, в чем, мол, дело, почему не выполнил его наказ? Сторож отвечает, что хотел, было выпроводить усердных послушниц, но они – одна с хоругвью, другая с иконою – стали ходить вокруг церкви крестным ходом, говорят, что за всю Россию Православную молятся. Чтобы не погибла она потому, как было одной из них такое откровение свыше.