Вадим Громов - Капитан Бульбульерро Кругосвет. И Океан Заветной Мечты

Сперва он откупорил склянку, и накапал в бокал шестьдесят три капли. Отдал его Кругосвету, приказав ни в коем случае не пролить содержимое. Потом Триош открыл баночку с краской, взял кисточку – и начал рисовать.

Старый капитан едва не зашевелил ушами от удивления. Потому что волшебник рисовал не на палубе, не на мачте, или хотя бы – на одежде Кругосвета. А прямо в воздухе!

Триош трудился быстро и уверенно. Серебряные линии появлялись в воздухе одна за другой, и скоро Буль понял, что рисует волшебник. Что-то крайне похожее на… огромное, стоящее на палубе ЯЙЦО!

Нарисовав чуть больше половины, Триош велел:

– Залезай внутрь. Когда закончу, скажу – что делать дальше.

Старый капитан послушно влез в «яйцо», и замер. Волшебник старательно закрасил оставшуюся часть, и приказал:

– Выпей из бокала всё до последней капли.

Буль старательно выполнил это. По вкусу жидкость очень напоминала микстуру от кашля.

– Готово!

– Теперь стой спокойно, – велел Триош. – Сам поймёшь, когда всё закончится.

«Яйцо» было закрашено не целиком, кое-где в нём имелись крохотные щели. Кругосвет посмотрел в одну из них. Он увидел, что волшебник снова раскрыл свой веер, повернув его «минусом» к Булю. И принялся размеренно махать им, вверх и вниз, неторопливо обходя «яйцо». Само собой, Триош не забывал читать заклинание!

Это было далеко не всё заклинание, волшебник читал его несколько минут. С самых первых слов «скорлупа» начала несильно светиться изнутри, постепенно меняя цвета. Розовый, оранжевый, лиловый, голубой, изумрудный, сиреневый, красный… А старый капитан чувствовал, как с каждым словом, с каждым взмахом веера – ему становилось лучше! Тяжесть прожитых лет таяла, в теле появлялась забытая сила.

Глаза стали видеть зорче, уши – слышать лучше. Кругосвет снял очки и сунул их в карман: на всякий случай. Потом провёл пальцами по лбу: глубокие морщины были уже почти незаметны. Он действительно молодел!

Неожиданно внизу раздался тихий звук. «Крак!».

Бульбульерро посмотрел туда и увидел, что в «скорлупе» появилась небольшая трещина.

«Крак! Крак!».

Новые и новые трещины возникли прямо перед лицом старого… ой, уже молодого капитана! Создавалось впечатление, что он – цыплёнок, который вот-вот вылупится из яйца.

– Старость, ну-ка, быстро – брысь! – Триош заканчивал читать заклинание. – Снова молодость вернись!

«КРАК!».

«Скорлупа» треснула сверху донизу, и рассыпалась на множество осколков, усеявших палубу. Они тут же потускнели и начали таять, словно ледышки на горячей сковороде.

– Вот так гораздо лучше… – довольно проговорил волшебник, увидев «вылупившегося» Кругосвета. Он убрал веер в котомку, и достал небольшое зеркальце. Протянул его капитану:

– Полюбуйся сам.

Увидев своё отражение, Буль расплылся в бесконечно счастливой улыбке.

«Чтобы мне превратиться в трухлявое весло, если это сон! – подумал Кругосвет. – Чудеса! Я снова молод! О! Даже одежда стала новой, как будто только что сшитой! Ха-ха, и блокнот с карандашом сохранились… Замечательная всё-таки вещь – волшебство!».

– Спасибо! – он принялся горячо благодарить Триоша. – Огромное-преогром…

– Есть одно «но»… – перебил его волшебник.

– Какое?

– Молодость, как и возможность, управлять судном, продержится только пять дней. Но если ты найдёшь остров, я сумею оставить молодость насовсем.

Кругосвет не стал охать и ахать, а твёрдо заявил:

– Я найду тебе всё, что захочешь! Клянусь своей удачей и всем, чем только пожелаешь! Чтоб мне плавать в дырявом ботинке, а не на «Бравой Креветке», если это не так!

– Я верю в твою удачу, – улыбнулся волшебник. – Теперь держись за штурвал двумя руками, и не отпускай, пока я не позволю. Ещё немного, и судно будет слушаться тебя так, как ты себе и представить не можешь!

Буль послушно положил ладони на штурвал, а Триош начал читать очередное заклинание.

«алдивУ накилеП атолашаК,

и к умеН ьсалазявирП атокИ.

нО теуксоТ юледеН дярдоП,

вюлК ялД ыбыР йокаТ таволаМ!»

Когда волшебник умолк, Кругосвет вдруг ощутил, что от штурвала исходит необычное тепло. Словно это было не просто нагретое дерево, а – часть чего-то живого!