Владислав Несветаев - Холодильник. Повесть

Диалог с Игорем совсем не клеился. Мы вспоминали всякие истории, говорили о фильмах, музыке, но былой эмоциональной вовлеченности в разговор никто из нас не испытывал. Он решил спросить меня о том, как я провел последние несколько месяцев.

– Я же со всеми разосрался. Помнишь Лену? Ну, ту, с Петровско-Разумовской. Я рассказывал. Ну, вот мы же с ней типа стали встречаться. Да и всё хорошо у нас было. Но я как-то раз с Серёгой поругался из-за его Оксаны, и он против меня можно сказать всю группу направил. Ну, вот я в тот день был злой и раздосадованный. Сидим вечером с Леной в маке, и не помню, что она такого сказала, но я жесть как взбесился. Сказал ей что-то типа «ты не человек, а набор ярлыков и стереотипов». Просто она понтавалась как-то странно. Вела себя так, будто она один из персонажей, сыгранных Робертом Дауни Младшим. Но если ему такое поведение к лицу, то ей точно нет. Сейчас я так не считаю, конечно, но тогда я дико разбомбился.

– А сейчас что?

– А сейчас она не хочет со мной разговаривать. И вот с мая эта хрень продолжается.

– Ну, понятно, – он потерял интерес к моему рассказу.

– А мне ж потом так хреново было, что я решил уехать на дачу и пожить там в одиночестве.

– И как? Помогло?

– Да просто всю неделю пробухал и ничего для себя не вынес. Всё ещё хуже стало.

Наконец мы добрались до бара. Поздоровались с барменом, заказали по пиву. Стали пить. Уныние, царившее в баре, можно было резать ножом. Тогда я захотел поиграть на гитаре.

– Ребят, тут начальство камеры поставило. Играть у нас теперь нельзя. Я-то не против, но просто меня потом из-за вас оштрафуют, – пролепетал бармен. Какая липовая отмазка. Зачем врать? Нельзя было сказать, как есть? Не хочешь слушать, так и скажи.

В каком-то полудрёме мы сидели за стойкой в ожидании заката. Иногда в бар кто-то заходил, но за стойкой никто не оставался. Все брали пиво с собой. Я водил пальцем по наружному кольцу пустого бокала и наблюдал за агониями мушек, угодивших в хмельное болото разлитого пива. Иногда тишину прерывали чьи-то короткие реплики, но они не находили поддержки, становясь либо риторическими вопросами, либо брошенными в пустоту фразами.

Когда вся эта тоска надоела даже солнцу, и оно начало скрываться за густым сосредоточением сосен, подсвечивая ярко-желтым светом дым фабричных сигар, мы заплатили за пиво и пошли в сторону двора.

Солнце окончательно уступило небо Луне и звездам, когда мы дошли до района. Вместе с темнотой пришёл холод, покрывший наши тела мурашками. Хотелось согреться. Мы уже собирались расходиться по домам, но я обратил внимание на старую, разбитую лавочку, на которой мы время от времени сидели. Это седалище почему-то всегда притягивало шумные компании молодых людей и считалась поистине культовым местом. Это говорит о большой удачливости, когда застаешь её незанятой. Скамейка обладала каким-то шармом и очень часто становилась местом пересечения чьих-то судеб. Можно было сесть на неё и ждать, когда новые интересные знакомства сами упадут тебе на голову. Можно было идти к ней, как к месту получения новой миссии в компьютерной игре. К тому же тем вечером она была будто специально подсвечена поломанным уличным фонарем, который был прикреплен к почему-то до сих пор деревянному столбу одним лишь проводом. Форменный театр. Он висел, как груша на дереве, и лил холодный направленный свет прямо на лавку. Просто нельзя было не обратить на неё внимания. Мы сели, расчехлили свои инструменты и стали делать музыку. Пальцы и горло стали согреваться, но нутро просто заледенело. Тогда и появился Арам.

Из второго подъезда вышел худощавый человек, на вид лет тридцати. На нем были серые домашние треники, легкая коричневая футболка с пятнами не то горчицы, не то соплей и рваные кеды, через дырки которых можно было разглядеть белые носки с изображением голубей. Вид у него был слегка потрепанный, уставший, но взгляд был добродушный, какой-то по-детски искренний. В руке он сжимал литровую бутылку пива. Он шел на звук музыки. Подойдя к нам достаточно близко, чтобы разглядеть наши лица, он остановился и проговорил приятным басом:

– А, ребят, простите. Я вас с балкона увидел и подумал, что вот ты, – он указал на меня, – мой старый приятель. Классно играете.

– Да вы садитесь, послушайте, сами поиграйте. Умеете? – спросил я.

– Умею. Пиво хотите? – когда он говорил, кожа на его скулах сильно натягивалась, и можно было разглядеть кости его черепа.