Сергей Пустовойтов - «Обретение» и другие рассказы. Современная проза

А что ты из себя представляешь? У тебя есть некоторые способности, но это все. Этого для меня недостаточно.

Через некоторое время Андрей получил известие о том, что его мать, живущая в Актау, больна. Андрей показал Лейле телеграмму от доктора и сказал, что он должен ехать в Актау и пришел с ней попрощаться. Она взглянула на него своими сердитыми глазами и сказала:

– Неужели ты думаешь, что в такие минуты я оставлю тебя одного? Неужели ты мог сомневаться в том, что я поеду вместе с тобой? Ты представишь меня твоей маме как свою невесту.

Она действительно поехала с Андреем в Актау и провела там два месяца, в течение которых, мать Андрея умирала от рака печени. Она проявила необыкновенную самоотверженность, не отходила от постели больной, не спала

ночами и когда, после похорон, она вернулась в Алма-Ату, Андрей, по первому ее слову, был готов сделать все, что она потребовала бы. Я подумал тогда, что он был прав, сказав мне однажды, что Лейла способна на все, и поступков ее нельзя предвидеть.

Он как-то сказал ей, набравшись храбрости:

– Ты, считаешь себя умнее всех кого ты знаешь?

– Нет, себя я не считаю особенно умной.

Я только считаю глупыми других, во всяком случае, многих. Кроме того теоретического человека, который мне был бы нужен? Кроме этого воображаемого мной человека, – ответила Лейла.

«Она всегда считает, что поступает правильно и живет именно так, как нужно», – сказал мне после этого Андрей и, что разубедить ее в этом нельзя.

Я знал о ней то, чего не знал Андрей. Например, то, что произошло вчера, ни к чему не обязывало ее сегодня. Какая-то значительная часть душевной жизни у нее была просто атрофирована. У нее не было воспоминаний. Сегодняшний день, с наступлением темноты, уходил в небытие, и то, что произошло за этот день, переставало существовать. Она очень любила музыку, хотя была совершенно лишена музыкального вкуса и не могла отличить одну мелодию от другой.

Последовательность звуков приводила ее в состояние необыкновенного душевного возбуждения. Но запомнить и пропеть эти звуки она не могла. Она забывала их так же, как она забывала свои чувства и свою собственную жизнь, и жизнь тех, кто был с ней связан и кто уходил в прошлое, о котором у нее не оставалось воспоминаний.

Лейла и Андрей прожили вместе несколько лет. Она много раз уезжала и уходила от него, он посылал ей телеграммы, длинные, как письма, затем она возвращалась, и все начиналось сначала. Потом Андрей был призван в пограничные войска.

Лейла исчезла. Она совершенно растворилась, не давала о себе знать никому. Андрей же оказался отрезан казармой от мира.

Я не видел его около двух с половиной лет,

и не сразу узнал: он возмужал, похорошел, изменился. Но он узнал меня. Мы вошли с ним в кафе, это было в парке «28 Панфиловцев». Он сразу заговорил о Лейле. Сказал, что ездил разыскивать ее и не нашел, что ее нет нигде.

«Даже этого утешения у меня нет, знать, где и с кем она», – сказал он. Андрей замкнулся, ушел в себя и не мог найти в себе усилие необходимое для того, чтобы жить новой жизнью.

У него ничего не осталось: ни тех смутных надежд на какое-то будущее в искусстве, которые были у него в молодости, ни того смысла жизни, который представляла для него Лейла. И, конечно, для человека с его эстетическими взглядами то, чем он вынужден был заниматься, а именно, чертить схемы по гражданской обороне, набирать методички для преподавания на военной кафедре, казалось последней степенью падения. Трудно было надеяться, что теперь, в его возрасте, он вдруг начнет другую жизнь. Этому мешали, в частности, воспоминания о Лейле. Никакая другая женщина не могла занять ее места в его сердце.

И так как прошли годы с того дня, когда они расстались, воспоминание о ней оставалось таким, каким оно было в самом начале.

Уже для меня казалось очевидным, это не может измениться. Я узнал через некоторое время, что он написал о ней целую книгу. Полистав рукопись, я был разочарован, потому что Лейла, была описана так наивно романтически и так фальшиво, что это делало всю книгу о ней совершенно неубедительной.

Я думал о Лейле так же часто, но знал ее лучше Андрея, и по этой причине взялся за свой вариант, нет ни книги, а рассказа.

Что осталось от нее? Наши воспоминания и истории ее сумбурной жизни, о которой в институте ходили сплетни и легенды, мой личный опыт интимного общения с ней? Не густо.

Но все-таки, думая о Лейле, можно было теоретически предполагать, что только смерть остановила ее на том пути, который ей предстоял и который, быть может, был бы блистательным. И конечно, если бы она была жива, то и жизнь Андрея сложилась бы иначе.