Анатолий Мерзлов - России ивовая ржавь (сборник)

Спасительный просвет придал сил – Клавдия засуетилась. Когда пахнуло прохладой, а в лицо ударил блик заходящего солнца, она поняла: кошмар продолжается. Больше всего она боялась остаться беспомощной, сознание, к счастью, не покинуло ее. Клавдия глубоко вдохнула знакомый, пахнущий теплым асфальтом и выхлопом автомобилей родной московский воздух. Впереди сквер с рядом спасительных лавочек. Она опустилась с краю, спиной к бесстыжим малолеткам – те, невзирая на нее и прохожих, извившись змеиной свадьбой, лизали друг друга. Расшалившееся сердце постепенно успокаивалось, она задышала ровнее, села удобнее и, чтобы не лицезреть бесстыдство, прикрыла глаза. Сколько раз подобные состояния пугали ее, сколько раз она прощалась с жизнью, перед глазами стремительно проносились прожитые годы. И всякий раз мысли останавливались за чертой, предшествовавшей страшным испытаниям. С каждой очередной тягостью ей становилось все отчетливее понятно: жизнь осталась за той чертой – она пока есть, но на самом деле ее давно не стало. В перестроечном угаре погиб в авиакатастрофе единственный сын – подающий надежды ученый НИИ, едва начавший наводить контакты за рубежом – обещал ей достойную старость.

«Разве не заслужила она лучшее содержание у себя на Родине за сорок пять лет работы?!»

Корила себя одним: из кожи вон лезла, тянула сына в институте, выходит, сама же толкнула его на путь поиска.

«Все оболтусы – сверстники с одного двора – преуспевающие спекул…, тьфу ты, бизнесмены. Это ли справедливость?! Ничего, премьер энергичный, бьется, старается. А ведь худенький, небось, не семижильный. Как весенний воздух пахнул в лицо. Жалобщиков много – терпеливых мало».

Парочка скрипнула лавочкой, единым скрипичным ключом заковыляла восвояси. На их место присоседился старикашка с пудельком на поводке. Вертлявая собачка заегозила в позыве, но древний поводырь мертвым якорем влип в сиденье. Та заскулила и облила промежуток лавочки между ними. Клавдия поднялась, поймала горизонт для верности и хотела двинуться к дому – кашляющий голосок остановил ее:

– Вижу, тоже одна, может, объединим пенсии?

От убожества стремительного предложения у Клавдии сковало горло, она попыталась ответить что-то ободряющее, а из горла только булькнуло отвлеченным звуком. Она ссутулилась и заковыляла по аллее.

По разделенной сквером дороге неслись автомобили, дополняя родное обиталище букетом неотъемлемых запахов столицы.

Дождь полоскал с прошлого рассвета. Новый свет забрезжил и замер.

«Должна же когда-нибудь случиться передышка и у сильного целеустремленного человека?» – успокаивал себя возможностью понежиться под одеялом подольше в это хмурое, не подающее ни малейшей надежды на лучшее утро.

А мысли работают на опережение:

«Можно сократить разминку, быстрее перехватить – успеваю…».

Успокоив себя, продолжаешь лежать еще минут десять в полудреме, не отпуская «вожжей», наслаждаясь уютом постели под убаюкивающий шум непогоды.

А рядом – она, пышущая манящим теплом, безмятежная, знакомая до созвездия родимых пятнышек по низу спины. Она – доступная, но непонятная, желанная, порой невыносимая и влекущая – разная, а больше строптивая и коварная.

«Только пять минут – а стрелки летят!»

Осунулся на край постели, адаптируя ноги к окружающей среде.

«А ведь мог бы понежиться еще с часик. Проклятый характер: дисциплина во всем. Кто бы знал – какой ценой?!»

…Больничная палата окутана мраком непогоды. Добрая медсестра, не включая яркого света, ткнула осторожно каждой по градуснику, дав возможность еще на десять минут остаться между небом и землей. Но резко заныло внизу живота, усиливаясь, перехватило так, что обдало потом и сковало дыхание.

«Началось?»

А дождь все хлещет!

…Свежий норд бодрит, волновыми барашками загоняя зимующих здесь водоплавающих к самому берегу, под укрытие бетонной стенки.

Два отчетливых запаха щекочут ноздри: густой насыщенный – морских водорослей и хвои – застывших в покорном безысходным молчании исполинов сосен.

Безлюдно. Темнеет. Силы пока есть.

Тогда вперед, чтобы как можно дольше не возвращаться назад.

В голове каскад похожих на барашки моря мыслей, успокоение которым приходит подобно эпизодическим переменам природы.

«Во имя чего прошла жизнь? Во имя скопления популяции поддерживающей огонь в очаге, в ожидании самородков двигающих прогресс?! Удел стада?! А дальше? Для тебя лично зряшная суета? Отработанный материал на свалку истории!?