Изя Иванофф - Несколько историй из жизни отсутствующих

Тем временем человек в шляпе придвинулся вплотную к кровати и потрогал меня за ногу.

Это было символично: точно так же паук ощупывает свою запутавшуюся в паутине жертву.

По телу моему побежали мурашки, я брыкнулся, отбросил его руку и снова попытался сесть, но, как и в первый раз, ничего у меня не вышло: тот, кто сидел в изголовье, опять навалился на меня, не давая подняться.

Я попробовал освободиться, но тщетно. Пахнущая отвратительным блендом туша навалилась на мою грудь так, что стало трудно дышать. Перед глазами у меня зажглись и заплясали фрактальной какофонией электрические дуги. Я хотел закричать, но смог произвести на свет только пузырящийся слюной хрип.

Вероятно, прозвучало это достаточно драматично, потому что человек в шляпе голосом негромким, но с выраженной начальственной нотой, промурлыкал:

– Аккуратнее, Марк, аккуратнее! Дайте мальчику продохнуть, разве вы не чуете, что он уже перепачкался от страха?

Возмущение взорвалось во мне как бомба, я даже кислородное голодание не так остро стал ощущать, потому что не было в этом утверждении ни капли правды. Ну, капля, может, и была, но не в том, конечно, смысле, что я обделался, а в том, что страх, совершенно естественный в таких обстоятельствах, имел место.

Вонючка Марк ослабил хватку.

Человек в шляпе тем временем миролюбиво продолжил:

– Вы нас извините, молодой человек, что мы без приглашения. Дело у нас к вам пустяковое, несколько вопросов всего. Однако должен вас заранее предупредить, что от того, как вы на них ответите, будет зависеть многое, очень многое, в том числе и ваше самочувствие.

Он снова зачмокал, словно тема моего самочувствия вызывала в душе его какой-то особый отклик, а у меня от этих звуков мороз пробежал по коже.

– Ну, для начала неплохо было бы услышать от вас, молодой человек, зачем вы сегодня заходили в известный вам, и, поверьте, нам тоже, магазин?

– Для начала неплохо было бы гориллу убрать, – ответил я, чувствуя, что окутавший меня смрад генерирует в солнечном сплетении растущие раз от раза волны тошноты. – Она у вас больна. Судя по запаху, у нее хронический гастрит на почве злоупотребления курением и алкоголем. А халатное отношение к животным, как вам должно быть известно, – это деяние, наказуемое буквой закона.

Могу поклясться, что я услышал, как замычали от натуги мозги Марка.

Между тем человек в шляпе, как и положено начальнику, продемонстрировал гораздо большую скорость мышления. Его горло странным образом заклокотало. Надо полагать, это был вариант смеха в его исполнении.

– Марк, мальчик шутит, и это хорошо. Я думаю, его можно отпустить.

«Отпустить» вышло у человека в шляпе задумчиво-растянутым. Очевидно, он понял, что эмоции свои я в общем и целом контролирую и истерично выбрасываться в окно не буду, но именно поэтому он, вероятно, тут же стал прикидывать, что, чего ему совсем бы не хотелось, я могу сделать уже совершенно сознательно.

Марк отполз на исходную позицию, и я наконец-то смог сесть и рассмотреть внимательнее человека, от которого зависело многое, очень многое, в том числе и мое самочувствие.

Затея эта, правда, не очень-то удалась.

Лица я почти не разглядел – мешали низкая освещенность и достаточно широкие поля сдвинутой на лоб шляпы. Единственное, что было видно совершенно четко, – это выпирающая вперед волевая челюсть с раздвоенным подбородком. Детали фигуры скрывал плащ, но по его размеру, по размеру ладоней рук, которые (и это нетрудно было себе представить) при необходимости сжимались в огромные кулаки, становилось понятно, что ломать и калечить этот человек наверняка умеет и что злить его, по возможности, не стоит.

– Итак, повторяю свой вопрос: зачем вы сегодня заходили в магазин?

– Поздороваться.

– Просто поздороваться?

– Просто поздороваться.

Человек в шляпе хмыкнул, демонстрируя сомнение в моей искренности.

– А позавчера зачем вы заходили в магазин?

– Поздороваться.

– Просто поздороваться?

– Просто поздороваться.

В следующие пару минут человек в шляпе продемонстрировал удивительную осведомленность о графике моих визитов к Израилю Иммануиловичу, а заодно и удивительно долгое свое терпение, потому что диалог наш раз за разом воспроизводился практически точной копией всех предыдущих, менялась только дата.

Я говорил правду, но понимал, что он нисколько мне не верит, мало того, я бы и сам не поверил, будь я на его месте – слишком уж глупо звучал весь этот допрос.