Вадим Филатов: Русское ничто. Две жизни дона Хуана де Агония, рассказанные им самим

С тех пор исчезнувший человек стал моим постоянным мысленным собеседником. От него я узнал, что он бродяжничал по стране, прошел всю Сибирь, от Новосибирска до поселка Сеймчан Магаданской области, лишился почти всех зубов. Когда были деньги, то пил водку, но мало, больше читал подвернувшиеся под руку книги и запойно мечтал о чем-то своем. Потом поселился в деревне, где, на чердаке оставленного кем-то дома, нашел библиотеку старинных книг, включая литературу по истории и философии. Днем работал, насколько позволяло увечье, в своем огороде, а вечерами читал Платона, Геродота и Плиния Младшего, делал выписки. Своими мыслями, возникавшими у него в процессе чтения, периодически делился со мной. Этого человека звали Pankratus. Он потом умер, так и не выпустив из рук очередной томик «Диалогов» Платона. Его мертвые глаза были широко открыты, а на желтом, иссохшем лице черным провалом выделялась отвисшая, без единого зуба, челюсть. Умер он от угарного газа, от печки, во сне, заснул и практически сразу оказался в пустоте. Это большая удача, поскольку в России часто бывает, что больные, например, онкологические, вначале, отвернувшись к стене, пытаются терпеть боль, потом верещат, срывают голос и умирают от болевого шока, а родственникам ничего не остается, как кричать вместе с ними. А у Pankratus"a не осталось никаких родственников, а был один единственный мысленный фантом-собеседник – я. Такой вот счастливый человек.

Странно, что люди укладывают закоченевших мертвых в ящиках на дне глубоких сырых ям и заваливают тяжелыми глыбами земли, которые впоследствии раздавят гроб и земля осядет. Как будто бы мертвые ничего не чувствуют. И, тем не менее, мы продолжаем с ними разговаривать.

***

После школы я со второй попытки поступил на исторический факультет Московского университета, без всяких сожалений расставшись со своим городом и домом. Поступать было сложно. На экзамене по истории, чтобы получить оценку «отлично», необходимо было отвечать декану.

– Ну, что, соглашаетесь на четверку? Если пойдете к декану, то можете и ее не получить, – недобро прищурившись, предупредил один из опрашивавших меня преподавателей. Я заметно засомневался.

– Идите, идите! – ободрил меня второй.

Я сел отвечать к декану. Это был вальяжно развалившийся в кресле, еще вполне молодой человек в черных очках.

– Что бы вас спросить такое поверх школьной программы? – задумался он. – Ну, вот что: каких полководцев Наполеона вы могли бы назвать?

– Мюрат, Массена, Ней, – ответил я, и на этом мои знания по данному вопросу закончились. Однако я читал приключенческую книгу Артура Конан Дойля «Подвиги бригадира Жерара».

– Жерар! – нимало не смущаясь, назвал я этого вымышленного персонажа.

– Отлично! – воскликнул декан и размашисто поставил в мой экзаменационный лист оценку «отлично».

На сочинении я специально сел за первый стол, в то время как остальные, в основном, сгруппировались позади аудитории и принялись активно переписывать заранее приготовленные сочинения. Я выучил несколько цитат на все случаи жизни и стал писать так: «Хочется начать сочинение с красивых поэтических строк…» Преподавательница, видя, что я не пытаюсь списать, подошла ко мне в самом конце экзамена, прочитала начало текста и проговорила: «неплохо». Так оно и оказалось – я вновь получил оценку «отлично».

Но от себя убежать очень сложно и, вскоре после поступления в университет, мне стало очевидно, что в моей жизни – не во внешней, а в ее глубинной сущности – мало что изменилось. Вначале я исправно посещал занятия и исправно слушал лекции профессоров, некоторые из которых были в своем роде, знаменитостями. Разумеется, пребывание в стенах лучшего университета страны повышало мою пострадавшую в результате несчастного случая самооценку. Во второй половине дня я обычно сидел в библиотеке и читала очень редкие, ранее совсем не доступные для меня, книги по истории.

Помню первую ночь в общежитии. Когда я заселился в комнату, на кровати уже лежали чьи-то вещи, но сосед появился только поздно ночью. И не один. Я делал вид, что сплю и некоторое время слушал раздававшуюся по соседству подозрительную возню. Потом внезапно все прервалось и парень предложил кому-то выйти покурить. Пара покинула комнату, но скоро вернулась. С кровати раздался виноватый голос девушки: «– Извини, но ты должен понять, у тебя ведь папа врач». Потом я узнал, что у парня ничего не вышло, а его случайная партнерша, вырвавшаяся из-под родительской опеки, переживала по этому поводу и стеснялась того, что первой проявила инициативу.