Дмитрий Стахов - Свет ночи

– Роберт, успокойтесь! Антон, продолжайте!

– Спасибо, Ольга. Самая интересная категория – так называемые «заразившиеся». Это те, кто видел покойника или соприкасался с ним, например, облокачивался на прилавок киоска «Табак» после того, как на него облокачивался покойник, пытаясь купить пачку сигарет. Эти «заразившиеся»…

– Какие сигареты он собирался купить? – спрашивает Тамковская, доставая блокнот. – Что случилось, Роберт? Зачем вы сюда сворачиваете?

– Туалет. И – кафе. Надо перекусить! Хотя бы выпить чаю.

– Хорошо, – соглашается Тамковская. – Продолжим позже. Антон, запомните то место, на котором вы остановились.

Салат, солянку, тефтели с гречневой кашей, томатный сок и сто пятьдесят. Это я заказал у веселой буфетчицы-официантки. Извекович тактично заметил, что обед ждет нас по прибытии в городок, кисло улыбнулся, когда я сказал, что как животное ем когда хочу, а потом – Тамковская подошла к буфету, – спросил – не много ли, сто пятьдесят, и не рано ли? – но тут мы оба услышали как Тамковская тоже заказывает солянку и, к моему и Извековича изумлению, сто грамм, и ответил Извековичу что в самый раз и что время – это иллюзия, самая опасная из всех, на что Извекович сказал, что я могу не стараться – он посещал лекции Пейджа об иллюзорности пространства-времени, сам писал на эту тему работу, а ещё сказал, что вопрос об иллюзорности времени тесно связан с вопросом его, времени, зарождения, генезиса, его видов и разновидностей, если же серьезно – то предположение о возникновении времени и само оно, время, во всем его многообразии, отрицает вечное, внепространственное и вневременное существование творца, а если совсем серьезно – его расстраивает мое настроение, он же видит – со мной что-то не так, и я спросил – а с кем – так? Извекович хотел было что-то ответить, но вернулась из туалета Тамковская, заказавшая по пути ещё два чая – «Антон! Вы будете чай? Нет? Два чая!» – дальнобойщики за одним из столиков даже дернулись – у Тамковской такой интеллигентный голос, кошмар просто, ужас! – и поинтересовалась – мол, о чем мальчики шепчутся?

– Мы говорим о том, как падшая богиня хаоса Ансорет сошлась с богом мрака Тшэкином и родила близнецов… – начинает Извекович, но Тамковскую так просто не купишь: она садится, закидывает ногу на ногу, просит меня рассказать всё, что я знаю про Лебеженинова, я начинаю пересказывать содержимое папки номер пять, но Тамковская замечает, что о содержимом папок мы будем говорить в дороге, а сейчас она просит рассказать о личных впечатлениях от знакомства с Лебежениновым.

– Вы его знали лично? – Извекович изумлен. – Вы общались?

– Антон Романович был консультантом в оппозиционной партии, активистом которой одно время был наш восставший из могилы господин Лебеженинов, Борис Борисович. Антон Романович проводил у них тренинги, учил их, пестовал, а их не зарегистрировали, оказалось – им негде применить навыки, полученные с помощью Антона Романовича, они отказались от его услуг, и Антон Романович потерял одну из статей дохода.

– Я работал на общественных началах… – с обидой начинаю я, но Тамковской приносят солянку, мне – всё мной заказанное, чохом, наши водки слиты в один графинчик, я забываю про обиду, разливаю, мы чокаемся, пьем, я погружаю вилку в залитый майонезом салат, Тамковская зачерпывает солянки, Извекович просит буфетчицу-официантку поторопиться с чаем, но тут Тамковская откладывает ложку, вытирает губы салфеткой и говорит, что Лебеженинов был оппозиционером умеренным, всегда говорил, что с властью надо по определенным позициям сотрудничать…

– Давайте не говорить, хотя бы между собой, о нем в прошедшем времени, – предлагаю я.

– Почему? – спрашивает Извекович. – Он, вы считаете, всё-таки воскрес? Восстал из мертвых? Ожил?

– Лебеженинов конечно не воскрес. Он не Лазарь и никто ему не говорил – встань и иди, к тому же – его закопали, а не положили в пещеру…

– Антона Романовича понесло, – говорит Тамковская, допивая коротким, птичьим глотком свою водку.

– Есть немного, – соглашается с нею Извекович: принесенный буфетчицей-официанткой чай светел и мутен, налив из чайника в чашку, Извекович переливает его обратно и горестно вздыхает.

Меня пробивает озноб. В придорожном кафе неуютно, дуют сквозняки, причем как-то хаотично, меняя направление. Я доедаю тефтели.

– И, тем не менее, вы склоны думать, что покойник ожил? – спрашивает Извекович. – Кто же он тогда? Вампир? Вурдалак? Вы в это верите или вы это знаете? Антон, пожалуйста, соберитесь!