Трифонова опустила голову и покраснела.
– А правда, что Марина, – кивок в сторону закрытой двери, – писала обличительные письма на всех редакторов нашей газеты?
– Правда, – промурлыкала Женька, – она понимает, что здесь уже достигла потолка. Но назначать ее ответственным секретарем, заместителем или тем более главным редактором ее никто не будет. И от этого бесится. Поэтому главный ее фетиш – деньги. Если она чувствует, что ее зарплата становится хоть на копейку ниже, в этом она видит угрозу своего существования и наносит удар.
– Практически как ты, – опять вставил Колпаков, – работать тоже особо не любишь. Только очки втирать.
– Не всем же быть таким гениальным бессребреником, как ты, – беззлобно парировала Метла и выбросила окурок в жерло урны.
– Хватит разборок, – подвела черту Капустина. – Пойдемте работать. У меня еще рекламный текст о наиталантливейшем директоре наиперспективнейшего предприятия не дописан.
Акулы и прочие стервятники пера направились к выходу.
После назначения Ирина осталась одна. Эйфория улеглась и сразу же в голове стали вспыхивать одна за другой мысли о том, как сделать газету интересной, злободневной и при этом удовлетворяющей высшее руководство области.
Она подошла к окну. Осеннее солнце прошло точку зенита и скрылось за соседним зданием. Толпа студентов из колледжа по соседству прошла по направлению к остановке. Люди шли, занятые своими делами, и Ирина почему-то ощутила опустошенность. Она так мечтала об этом назначении, что сейчас казалось, что и мечтать больше не о чем.
Двадцать лет назад Ирининой детской мечтой было погибнуть в расцвете лет от пули преступной группировки, которую она разоблачила. Мафиози ждет неотвратимое наказание, но в порыве ярости клан дает последнее задание своим головорезам – убрать журналистку, которая вычислила и раскрыла их преступные махинации. Красивая музыка, быстрая машина, пулеметная очередь. Финал.
Скрябина относилась к тем людям, которые не представляют себя на другом поприще, кроме журналистики. Она заболела профессией в 10-м классе, когда перестройка перевернула вверх тормашками все устои казавшегося незыблемым общества. Активная комсомолка, она в несколько мгновений стала ярой приверженицей перемен. В 1991 году во времена путча Ирина ездила в Москву «поддержать» демократию. Была свидетельницей вооруженных столкновений, видела танки и вернулась домой без увечий и прочих последствий только чудом. Ее первые журналистские работы были яркими и запоминающимися. Очень скоро Ирина получила предложение стать сотрудником бывшей партийной газеты. Ее штат, состоящий из сливок областной журналистики, решили разбавить крепкой заваркой молодых кадров, пусть не умеющих красиво писать, но обладающих огромной работоспособностью, бойким пером и безразличных к устоям, связям и деньгам.
Тогда еще Ирина не была злой, ей просто хотелось быть в эпицентре событий, взорвать болото провинциальной обыденности и принять участие в переменах. В переменах к лучшему.
Идеалисты 90-х, их не пугали ни задержки зарплат, ни пустые прилавки. Молодость компенсировала все неудобства. Казалось, что совсем скоро наступит «светлое будущее» демократического образца. Тиражи газет исчислялись сотнями тысяч. Их читали. Им еще верили, власть их боялась.
В 90-е годы Ирина мало спала и много работала. Одно задание сменялось другим. Писать материалы приходилось ночами. И не было ни капли озлобленности, ни недовольства. «Глаголом жечь сердца людей» казалось самой большой удачей. Рейды с милицией, журналистские расследования, интервью и очерки из заброшенных деревень области. Так работали практически все. Воздух свободы, желание и вера в перемены давали силы не только 20-летним, но и опытным журналистам, которые ранее задыхались в партийно-номенклатурных печатных органах ЦК и райкомов.
Шли годы. Журналисты сами виноваты в том, что сначала им перестали верить, затем перестали бояться, затем упали тиражи. Они заигрались. Посчитали возможным врать не под страхом остаться без профессии, попасть в жернова государственной идеологической мясорубки, оказаться в психушке или тюрьме, а просто так, ради сенсации, чтобы показать свою значимость, чтобы попасть в список обласканных тем или иным денежным мешком. И как только деньги, а не тиражи или доверие читателей стали главными для работников пера, тогда и закончилась журналистика. Да и литература тоже. Желание все большего числа материальных благ, власти стало единственной основой, на которой выросла новая власть. Свобода кончилась. Железный занавес пока не опустили, но стеклянным колпаком уже начали накрывать. Вроде бы вот солнце, вот простор. Подпрыгнешь, а вверху стеклянный потолок. И вместо ветра перемен – запах гнили и плесени, по-научному компоста – добавки для выращивания ново-старой породы людей.
Читать дальше