Александр Галыга - Предзимние росы

Под журавий скрип. Скрип колодезный,
чтоб опять, хоть глоток, вдохнуть
воздух милой моей малой родины.
Жаль, что прошлого не вернуть.

Не вернуть уже смех девчоночий,
ночи теплые у реки,
как всю жизнь, по родной стороночке
не избавиться от тоски.

Нежданный гость уже вторые сутки
хозяином гуляет по двору,
бубнит, бормочет шутки, прибаутки,
в одну ему понятную игру
играет он, а вроде занят делом
с утра до ночи, с ночи до утра.
За сутки столько шалостей наделал:
тропу к колодцу превратил в овраг,
наполнил бочки, тазики, ограду,
в саду залил осевший напрочь стог,
не чтоб проехать, а пройти по тракту
проблематично стало без сапог.
Смотрю в окно. Не видно крыш соседских,
бывают и сильней дожди, хотя
я не припомню со времен советских
такого неуемного дождя.
Набрякли прясла старого забора
и пожелтел меж них зеленый мох…
Неугомонных воробьишек свора
толкается, запрятавшись под стог
и под навес у погреба всей стаей…
во мгле подвижной дождевой пыли
теснятся на колодине, слетая
почистить перья в пухуне земли.
К обеду потеплело. Солнце близко
к земле пробившись, уронило жар
освечивая двор и низко – низко
по-над землею заструился пар.
И засмеялись индюки в ограде,
заржали кони у солончаков
и, надо полагать, не шутки ради
завыл мотор у пьяных рыбаков.
А дождичек все силится, стараясь
вновь лужи пузырить, плясать в песке,
но луч меж туч все чаще прорываясь
сулит конец безделью и тоске
двух дней воскресных. Закрываю книгу
и следом за детьми иду во двор
улаживать дождливую интригу…
Нежданный гость, он все—таки не вор.

Разрывая бампером туманы
мчит меня тойота по шоссе.
Импрессионистом полупьяным
сонный взгляд блуждает по росе
придорожных галечных обочин…
Силуэт машины грузовой
то, поблекнув, канет между сосен,
то возникнет снова, как живой.
По колени в молоке тумана
утонули сосны и всерьез
предстают необычайно странно
ветви опечаленных берез.
И среди империи тумана
на сиденье слева от меня
безмятежно дремлет дочка Анна
в предвкушеньи сказочного дня.
На высокий яр приедем с доней.
Это место любят земляки,
где на сотню верст, как на ладони,
видно все: извилины реки,
перелески, села, деревушки,
связанные лентами дорог,
облаков пушистые верхушки
с лапами теней, что тракторок
догоняют и перегоняют,
накрывая, словно кошка мышь…
На Уянском озере играет
выводок утят, блестит камыш
бликами листвы. И отрываясь
с горизонта кверху и вперед,
и пунктирно двигаясь, сверкает,
и слепит стрелою самолет…
Каждому из нас они знакомы,
те дымки родные вдалеке
с запахом родительского дома,
с болью сердца сжатого в тоске.
Мне оно особенно желанно,
это место в дорогом краю…
Важно мне, чтобы могла и Анна
вновь увидеть родину мою.
Я хочу, чтобы не стала Анна
Дарьею не помнящей родства,
чтобы в самых трудных испытаньях
не увяла ветвь, была жива,
незабвенна на семейном древе…
И вдогонку солнечным лучам
теплый ветер нежно юной деве
кудри развивает по плечам.
Мы глядим туда, где на кладбище
прадед наш покоится и дед…
На планете мест красивых тысячи,
но для нас святее места нет.

При первой встрече он рычал сурово:
– Не трону я, и ты меня не трогай…
Но не послушал ты и ищешь снова
в тайге зимою раннею берлогу.

С тех пор, кто знает, может и случайно
в тайге окрестной вывелся медведь,
мигрировала белка в Забайкалье
и дичи меньше стало. Правда, ведь?

А помнишь, как в былые времена,
в седле сидел подобно Дон Кихоту,
слегка не доставая стремена,
когда впервые ехал на охоту.

И пусть большая утекла вода
с тех пор и сделано так много.
Но новая в твоей душе мечта,
а где мечта, там новая дорога.

Ты от мечты к мечте идешь упорно
не ведая усталости в труде,
и зажигаешь смело и задорно
огнем своей души сердца людей.

Я живу спокойно. И лениво
воет ветер за моим окном.
И стоит забытый, сиротливо
над обрывом старенький наш дом.

Только это кажется так людям,
что упёрся он глазами в лес.
В окна створниц праздников и буден
не видать давным-давно чудес.