Виктор Портнов - Карабах

Уже вечерело, когда я вновь прибыл в штаб ЗакВО к ненавистному полковнику Козловскому. Увидев меня, дежурный, улыбнувшись, сказал, что полковник Козловский выехал в войска, так что тебе придется доложить самому начальнику. От этих слов у меня все опустилось. Если зам такой зверь, то, что тогда из себя представляет начальник? Увидев мое отчаянье, капитан сказал:

– Не бойся! Если повезет, то с первого раза обойдется.

Набрав воздуха полную грудь и посмотрев в зеркало, я поправил фуражку, парадный ремень и ринулся к двери начальника, успев посмотреть на массивную бирку, где было написано полковник Грибов В. А. Я громко постучался, к моему удивлению, за дверью прозвучало тихо слово «Войдите». Влетев в кабинет, я увидел большую карту, массивный стол. Толком не разглядев, кто там за столом, я перешел на строевой, изо всех сил подчеркивая удар сапога о ковровую дорожку, так, что пыль поднималась, как у паровоза, в разные стороны. Доложив громко о своем прибытии, я, наконец, разглядел полковника Грибова. На меня смотрели усталые глаза человека, которому уже все надоело, и задачи, поставленные вышестоящим начальством, были несравнимы с моим громким присутствием.

– Что так шумишь, доведете меня тут до инфаркта, – сказал устало полковник, взял пухлую папку, открыл замок и достал тетрадь.

Он посмотрел на меня и тетрадь, сделал ручкой пометки, тихо произнес:

– Все ясно?

– Так точно! – гаркнул я.

– Не шуми ты! – тихо добавил он, повторив. – Доведете все вы меня до инфаркта. Свободен! – негромко сказал он.

Повернувшись кругом и тихо пройдя по дорожке, я на цыпочках вышел из кабинета начальника, тихонько прикрыл массивную дверь так, чтобы не навредить здоровью полковнику Грибову. Дежурный капитан, увидев меня, с радостью вручил мне предписание, объяснил, как добраться до города Степанакерта: на поезде до станции Евлах, а там – на автобусе 100 км. И с чувством облегчения я вышел из штаба, с желанием где-нибудь подкрепиться.

Улицы Тбилиси своей беззаботностью и веселым настроением прохожих быстро сняли с меня тяжелый осадок после посещения штаба. Я слился с прохожими и стал искать взглядом надписи на фасадах зданий, знакомые для российских городов: «Столовая» или «Пельменная». Навстречу шла беззаботная молодежь, мои ровесники, модно одетые. На девушках были длинные юбки, что отличало их от российских сверстниц, которым разрешалось поднимать границу юбок на непростительную высоту. Строгие законы Кавказа не давали таких вольностей местным девушкам. Но зато никто не мог запретить им подкрашивать в светлый цвет волосы, что видно заставляло оказывать повышенный интерес и внимание мужскую половину Тбилиси. Я ловил их интересующиеся взгляды.

Тут я с благодарностью вспомнил полковника Козловского, знатока устава, который заставил меня переодеться в парадную форму. И вспомнились опять слова преподавателей из военного училища о том, что «устав был написан кровью».

Пройдя еще несколько кварталов, я наконец увидел в витрине круглы высокие столы, называемые в народе «стояками», и вывеску «Хинкальная», которая ни о чем мне не говорила, но в то же время я почувствовал по манящему запаху, что здесь можно перекусить. Решив войти, я неожиданно увидел, что навстречу мне выходит капитан. Он был невысокого роста, без фуражки, слегка лысоватый, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки, лямка галстука была зацеплена за погон, что придавало ему бравый и независимый вид. Я принял право, как учили, и приложил руку к головному убор

– Вольно, вольно! – ленивым подвыпившим голосом произнес капитан. – Заходи смелей перекусить! – гаркнул он, заметив мою нерешительность.

Войдя в темное, как мне показалось после улицы помещение, я увидел настоящий смог от дыма сигарет, слоем расстилавшийся в помещении сладковатый запах, смешанный с пивом, вином и едой. Посетителями в зале были одни мужчины. Они громко разговаривали и, выразительно жестикулируя руками, которые иногда заменяли слова, создавали гул в помещении. Увидев свободный столик, я направился к нему. Стол был заставлен грязными тарелками и пустыми кружками из-под пива, пепел от сигарет стряхивался, видно, в тарелки. Ругаясь по-грузински, пожилая грузинка, единственная женщина, убралась на столе и, протерев тщательно его, ласково обратилась:

– Покушать сынок?

Я кивнул одобрительно головой.

– Подойди к Гоги и скажи, он тебе все сделает!