Елена Ямбос - Лесенки и змейки

– О! А-а-а! Мммм! Малыш, может быть, мы никуда не пойдем и останемся тут?

– Ни в коем случае, мне надо испытать действие крема.

– Точно говоришь? Если что, я уйду на часок, – услужливо сказала Светка.

– Ни в коем случае, – повторила Наташа.

У Федьки гостила мама, и к нему было нельзя, но он все равно пришел, просто погулять полчасика. Уже начало темнеть. Они свернули с шумной и слякотной Стромынки в один из переулков – там было тихо и безлюдно, как в деревне. Тротуары были завалены снегом, не считая узкой тропинки, протоптанной немногими прохожими. Сначала они шли рядом, держась за руки, но тогда каждый из них только одной ногой шел по тропинке, а другой проваливался в снег, и они шли неровной походкой, хромая и толкая друг друга.

– Давай пойдем цугом. Я впереди, ты сзади, – предложила Наташа.

– Цугом, так цугом. – Они перестроились и пошли друг за другом. – Я обожаю ходить цугом. Я все люблю делать цугом.

– Как твоя мама? – спросила Наташа, чтобы он дальше не развивал тему.

– Мы с ней уже начали ругаться. Она такая реакционерка.

– В смысле?

– У нее на все бурная реакция.

– А что ты ей сейчас сказал – куда пошел?

– Сказал, что иду к Илье, а она раскричалась: мать приехала на неделю, послезавтра уезжать, а единственный сын уходит куда-то каждый вечер! Реакционерка, одним словом.

Зажглись фонари, и пошел снег. Все было как на картинке: спустились синие сумерки, в желтом свете вокруг фонарей кружились снежинки, а на дороге ровно лежал голубой снег с тонкими веточками птичьих следов. Снежинки падали Наташе на лицо, она смахивала их с очков, чтобы видеть дорогу, и думала, что, может быть, очки и не красят девушку, зато защищают глаза от дождя и снега. И тушь не течет.

– Федя, вопрос на засыпку: какого цвета снег?

– Знаю, знаю, ты уже спрашивала. Только не белый, сказал какой-то художник… А сегодня мама спросила: может, ты зазнобу завел? – хмыкнул Федька.

С деланой беспечностью Наташа поинтересовалась:

– И что ты ответил? «Мама, как ты могла такое подумать! Как тебе только такое в голову могло прийти! Разве ты не знаешь, что Оля для меня – все?»

Федька помолчал. Потом сказал тихо и серьезно:

– Нет, ничего подобного я ей не сказал. И не собирался говорить. Малыш, мне с тобой очень хорошо. Такое чувство, что я дома… или нет, еще лучше – как будто я у бабушки. Она забрала меня из садика, и мы идем к ней домой, заходим в подъезд, а там пахнет печеньем – бабушка уже напекла… Я должен видеть тебя каждый день. Тебе тоже со мной хорошо, да? Давай будем думать только о том, что сейчас нам очень хорошо вместе.

Наташа сглотнула комок в горле:

– Очень романтично, когда тебя сравнивают с бабушкой…

Федька остановил ее, взяв ее за плечи, и развернул к себе. Лицо у него было очень серьезное, каким бывало редко.

– Малыш… – начал он.

И вдруг начал смеяться. Сначала тихо, пытаясь сдерживаться, потом все громче и громче и вот он уже хохотал, согнувшись пополам.

– У тебя… зеркало… есть?

Наташа растерянно полезла в карман, нашарила зеркальце и в смятении уставилась на свое отражение. На нее глянула жуткая белая харя: мертвенно бледная маска с двумя посверкивающими круглыми оконцами, как у противогаза.

– Хорошо, что нам никто не встретился. В темном переулке увидеть такое! Пришлось бы этому несчастному скорую вызывать, – продолжал веселиться Петька.

– Это крем… который с защитой от погодных условий… – бормотала Наташа, поспешно смахивая снег с лица. – Это защитная пленка, поэтому снег на лице не тает…

– Он с защитой от бандитов, а не от погодных условий. Увидел бы тебя какой-нибудь урка и деру бы дал. Потом бы рассказывал всем, что с инопланетянином встретился, – не унимался Федька.

Наташа рассердилась и стукнула его кулачком по плечу. Он сделал вид, что удар был неимоверной силы, пошатнулся, замахал руками, потерял равновесие, упал в сугроб, несколько раз с трагическим лицом попытался встать и наконец, подергавшись в судорогах, замер. Наташе стало смешно.

– Вставай, дурак, – протянула она ему руку.

Федька схватил ее за рукав, притянул к себе в сугроб, Наташа взвизгнула, упала… Вышла потасовка.

Вернувшись в общагу, вся в снегу, Наташа рассказала Светке про крем, они посмеялись, и Наташа решила, что пользоваться им не будет. Только деньги выбросила но ветер. Но расстраиваться из-за денег не стала. Она вообще не способна была расстраиваться в последнее время…

—

Надо же, точно такой же запах… Но пользоваться им она не будет. Ни к чему ей лишние напоминания о воспоминаниях. Она привинтила обратно белую крышечку и засунула вишневую баночку обратно в сумку. Потом уберëт ее куда-нибудь подальше.