Коллектив авторов - От Сайгона до Треугольника (сборник)

Изначально это был кафетерий от ресторана «Москва», его еще «Подмосковьем» называли. А потом как-то сразу и навсегда стал Сайгоном, говорят, какой-то начитанный милиционер разворчался на курящих девушек: «Что вы тут делаете, безобразие, какой-то Сайгон устроили!» Тогда война была во Вьетнаме, и наши политкорректные советские газеты вовсю обсуждали эту тему. И правда, не Новочеркасск же обсуждать?

Меня в Сайгон привела подружка из соседней английской школы. Ее папа-дипломат строго-настрого запретил ей туда ходить. Так прямо показал пальцем и велел не ходить. Вот до Аничкова моста, где Дворец Пионеров, кружок лепки и вышивания, – можно. До Московского вокзала, на «Красную стрелу», Мавзолей и Третьяковку смотреть – пожалуйста. А между дворцом и вокзалом приличные люди на остановке не выходят.

Мы поехали туда после школы, прогуляв физру, когда папа-дипломат с одной стороны боролся за свободу угнетенных народов в дальней командировке, а папа-кораблестроитель, с другой стороны, боролся за укрепление обороноспособности на Баренцевом море. А мамы у нас были покладистые, и в случае двойки за прогул хватались за валерьянку, а не за ремень.

И да, у нас был рубль. Сэкономленный на школьных завтраках, как водится. Мы собирались его пропить на кофе, и, если повезет, посмотреть на диссидентов.

Нам не то чтобы совсем не повезло… дело в том, что у милиции в разнарядке на этот день тоже, очевидно, стояло посмотреть на диссидентов. А подвернулись заодно и мы. Так мы и попали в первую в жизни милицейскую облаву. Нет, вру, не первую – первая была, когда я на спор в пятом классе из Солдатского садика под Юсуповский дворец лезла подземным ходом – которым еще Распутина тащили, а потом заколотили наглухо в назидание потомкам. В общем, я долезла почти, спорила американку с соседом по парте, он мне жутко нравился тогда – но милиционеры успели раньше. Так я и не увидела подземных богатств князя Юсупова.

Значит, это была вторая облава в моей богатой на события жизни. Бежать некуда, да и позорно, да и мы на каблуках, девочки-красавицы, в школьной форме с портфелями – никаких условий для низкого старта. Пришлось встретить врага лицом к лицу. Лица не увидать, большое видится на расстояньи… «Документы!» – рыкнуло большое. А фигли, у нас в школе и не так рычали – физичку нашу услышишь, вообще обделаешься. Как сейчас помню: «Дрррянь! Стоять!» – и полшколы оборачивается.

Мы с Маринкой пожали плечами и сунулись в портфель за единственным удостоверением личности школьника. И протянули стражу дневники. Дядя Степа зыркнул недоверчиво, но что поделаешь, пришлось отреагировать – и низ страницы украсила четкая формулировка: «Задержана на углу Невского и Владимирского за бесцельное времяпровождение. Ст. лейтенант Федорищенко».

Жаль, тот мальчишка, сосед по парте, уже перевелся в спортивную школу – рейтинг от Федорищенко мог бы, пожалуй, затмить распутинский позор, – и даже вынести меня на уровень местных знаменитостей… увы, Сашка перевелся, а на его месте сидел теперь Дима-футболист, красавец, комсомолец, ты носишь постоянно бело-синий бадлон, и ночью и днем, ты говоришь об одном, Зенит, Зенит-чемпион, Зенит, Зенит-чемпион… Пришлось соответствовать.

Но федорищенковский опус мы с Маринкой все же зажилили, среди артефактов нашего детства. А Сайгон закрыли навсегда в 1989 году.

Веллер говорит, что большинство своих историй он черпал в Сайгоне. Этому можно верить, Сайгон – микрокосмос, и чем он от нас дальше, тем интереснее оттуда черпать.

Сначала там был гадюшник, потом итальянская сантехника, теперь молодые рок-хлюсты торгуют видео и аудио, и будет жаль, если этот пятачок на углу Невского и Владимирского, где так удобно встретить старого друга, останется невоспетым. Мы заходили в Сайгон, когда другие выходили из «Шинели», и у нас были свои фольклорные фигуры.

Вот, например, Витя Колесо. Невский без него – как Собор Парижской Богоматери без Квазимодо. Колесо был героем множества анекдотов, я выберу из них наиболее пристойный. Сидит Колесо на приступочке у Сайгона и курит. А мимо идет интеллигент (то есть, в пальто, шляпе и очках) и читает газету. А дальше по Владимирскому – открытый люк. И Колесо кричит, заикаясь, и руками машет:

– О! О! О!

Интеллигент, конечно, ноль внимания, подумаешь, сидит пьяный у Сайгона. Даже ход ускорил, и – гоп! – в открытый люк. Колесо, справившись с волнением, договаривает облегченно: