Коллектив авторов - От Сайгона до Треугольника (сборник)

Сайгон был нашей отправной станцией. Мы выбрали трип на запад, где джинса, винил, хайры, герлы, мэйк лав нот вар – и не ошиблись. Мы победили в этом трипе, но вернулись из него не все – лучшие остались на полях сражений, их косточки разбросаны на огромном пространстве от Котласа до Чуфут-Кале, и, кроме нас, некому их помянуть нечастыми тихими встречами, нет, не пью, спасибо – доктора, да, курить тоже запретили, ничего, нормально все, детишки, работа, а помнишь Бегемот под калипсо с крыши на Володарского сиганул, все высадились жутко, а он внизу на чужом балконе в отключке, еле вызволили, там тетка мусоров вызвала, но Руст дверь парадной шваброй заблокировал, да… Давно уже нет Бегемота, похоронен он на пригорке винного совхоза «Темпельхоф» среди тучных виноградников степного Прикумья, и та его смерть понарошку, долго веселившая нас после, вспоминается чаще, чем настоящая – тихая, в нищете, от истощения и передоза…

Помню тот поздний июльский вечер, и мою первую настоящую любовь, последнее долгое объятие перед разлукой, бегом к платформе, свист отходившей электрички, станция «Удельная» – Мосбан – кисловодский поезд – война – внезапная страсть к репортерству – эмиграция – и вдруг пронзительное, до судорог, желание увидеть то, о чем и думать забыл, откуда ушел много лет назад, не зная, что больше никогда сюда не вернусь…

С тех пор я не был в Доме у Железной Дороги. Говорят, его уже нет, сейчас там – престижный район, и новым декорациям нужны другие персонажи, а прежние исчезают, как бывает при печатании фотографий, если передержать их в проявителе. Остались только несколько фенечек, потертая бандана и пачка перевязанных бечевкой писем. И что-то еще, из-за чего я сейчас, через почти четверть века, пишу эти строки.

Перед тем, как пуститься в пространные разъяснения, я обращаюсь к своим замечательным сайгоновским друзьям:

– Друзья! я не спятила, со мной все в порядке! У меня нет звездной писательской болезни или приступа «олдомании» – тяжелое и практически неизлечимое заболевание, свойственное людям со стажем тусовки; я – пионер, им и умру! И я не собираюсь вступать в ряды специалистов, рассуждающих о «культуре неформального Петербурга». Боже упаси!

Просто недавно один хороший человек, прочитавший книгу Рыжова «Питерский битник» вдруг задал мне вопрос:

– А что такое «Сайгон»?

И тут я малость подрастерялась. Дело в том, что мы, сайгоновцы, ужасно боимся этого вопроса. Когда мы его слышим, то, или впадаем в слезливый пафос, восклицая в духе Паниковского:

– Бендер! Вы не знаете, что такое Гусь, пардон, Сайгон!.. – после чего у нас начинается длительная словесная диарея.

Или же второй вариант: мы мрачнеем, скрещиваем на груди руки и запираем болтливые рты на замок (пытай гестапо партизана, где – он не скажет никогда!). И тогда выдавить из нас хоть каплю полезной информации практически невозможно. Разве что напоить, но тогда мы придем к варианту № 1.

Поэтому мне хочется избежать и первого, и второго.

Перед тем как начать писать эту заметку, мне стало интересно: а что говорят об оном месте другие хорошие люди? И обнаружила нечто забавное. Большинство статей написано или мэтрами, Ставшими Великими, или же стремящимися туда же. Читая их, создалось впечатление, что «всяк туда входящий», без исключения, был на короткой ноге с Цоем, БГ или Курёхиным ( бывало, говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» – «Да так, брат, – отвечает, – так как-то все…» ), а вообще, «скучненько, место как место». Что ж, то взгляд «сайгоновцев солидных». И он имеет право быть.