Николай Серый - Политические записки. Эссе, суждения и дневник

Всякий стремится обойтись наименьшей работой разума.… Поэтому, если вы стали разбойником, то вам гораздо легче просто грабить, нежели ещё и одарять нищих частью добычи. У благородных разбойников сложностей несравненно больше, чем у простых грабителей; следовательно, и больших усилий ума требуется.

Допустим, ограбил богатого скрягу благородный разбойник. Для разбойника гораздо проще прокутить добычу, нежели её делить средь сирых и обездоленных оборванцев. Подобные дележи требуют очень больших усилий ума. Во-первых, как в шайке отнесутся к дележам добычи среди нищих?.. возможно, там не все столь же благородны, как атаман. И, кроме того, у всякого есть свойство заботиться о себе гораздо больше, чем о других. Значит, придётся укрощать строптивых… Во-вторых, нищие не побредут толпами за милостыней в разбойничий вертеп: шайка этого не допустит этого из опасенья, что вслед за ними нагрянет войско. Значит, придётся развозить добычу по окольным дорогам и тропам и обеспечивать её охрану, да ещё и устроить так, чтобы сторожа из лихой шайки не улизнули с деньгами и не растранжирили их по корчмам и харчевням. И, в третьих, как делить добро по справедливости, без кумовства и пристрастия?.. очень трудная это задача…

И благородный разбойник начнёт просто грабить, но думать о себе хуже, чем прежде, он, ручаюсь, не станет. Наш разум есть наша собственность, как и руки, зачем ему делать нам больно? Ведь руки наши не колотят нас, не истязают; ссадину и рану они перевяжут, ушиб нежно погладят и потрут, и лицо после сна умоют. И им подобен наш разум: он и тешит, и ласкает, и оправдывает, и льстит…

Для благодеяний народу требуется больше усилий ума, чем для потакания придворной челяди. Благо для простого народа – в уменьшении тягот, налогов и пошлин, но это приводит часто к посягательству на интересы правящих верхов, а значит и ко сваре с ними, и к более напряжённой работе разума правителя. И, к тому же, правитель всегда прекрасно помнит, что его придворные рядом за дверью, а народ в отдалении тужится: и на пашне, и в цехах, и в конторах, и в ремёслах.

Поэтому правителю гораздо проще оставить всё, как есть, и угнетать народ по старинке, без каких-либо потуг творить ему благо…

В сужденьях о власти не обойтись без мыслей о военных и политиках.

Войны и политика существуют только потому, что среди людей обитают весьма опасные для мирных обывателей человеко-биологические особи, не способные заниматься ничем другим, кроме как войной и политикой.

Есть много описаний разных пород животных, а вот о человеческих породах рассуждать не принято, хотя о подсознании, разуме и психологии людей написано в изобилии.

Политиков я считаю особой породой людей.…У политика его способность мыслить ограничена коридором его стремленья к власти. Политик не способен воспринимать новые идеи, даже до очевидности верные, если они, по его мнению, не увеличивают его власть или влиянье. Убежденья у политика всегда подчиняются его вожделеньям. Поэтому его убежденья, о коих политик рьяно витийствует, не более чем попытка внушить другим веру в его искренность и благие намеренья.

Никогда у политиков мотивы их поступков не зависят от подлинных интересов государства и народа. Политики подменяют подлинные интересы страны своими представленьями о них; порою, однако, те и другие совпадают. Но если они всё-таки не совпадают, то никакие идеи или очевидности не побудят политика отказаться ради своей страны от собственных выгод, пока его к этому принудили.

Все политики очень высокомерны, ибо нельзя стремиться к власти без веры в свою исключительность и в своё превосходство над народом. «Я лучше, отважнее, мудрее, прозорливее, нежели чернь, и поэтому я по праву вождя должен править ею…» – такое восприятье политиком самого себя и есть главная причина хотенья им власти. Высокомерие застит его рассудок, оно неистребимо, и если политик всё же вынужден иногда заискивать перед толпою, то и тогда втайне он презирает свой народ.

В своих действиях политик применяет только один приём, а именно тот, который обеспечил ему первоначальный успех. И не способен политик отказаться от беспрерывного использованья этого приёма, ибо тот является его сутью, его душою… Например: сутью Наполеона была война, однако не тактика и стратегия в их гармонии и совокупности, а только тактика; был он плохим стратегом; его вторженья в Египет, Испанию и Россию это доказывают. Несравненный тактик, уповал он на победу только в одном, «генеральном» сражении, которое принесёт триумфатору и выгодный мир, и укрепленье власти. И ставка на победу только в одной решающей битве оправдывала себя некоторое время. После наполеоновской победы в «генеральном» сражении скакали к императору послы разгромленных стран и просили о мире на любых условиях.